Виктор Лихачев - И матерь их Софья

Росла в лесу зеленом. Еще вчера она была

Березой или кленом. Ильин. (Кричит). Ты прав, прав, Прокофьев! Это был твой выбор. И тогда, если помнишь, я тебя ни о чем не просил. Ни о чем! Ты все решил за меня. Благодетель! Вот и мети себе на здоровье. А про страх - врешь! Тебе ли не знать, кто тогда за рулем был. Я - честный человек, и любому могу прямо в глаза посмотреть. Слышишь? Прокофьев. Да как не услышишь - орешь, как резанный. Чтобы тебя услышали, Виталик, не обязательно кричать. А вот про глаза - это ты здорово сказал. Будь другом, посмотри в мои и ответь всего на один вопрос. Впрочем, можешь не отвечать, только посмотри.

Ильин. Нет, я отвечу. Прокофьев. Спасибо. Меня это действительно... гложет. (После паузы). Зачем ты подписал ту бумагу?

Ильин. Какую бумагу? А откуда... Впрочем, это неважно... Все подписывали. Короче, дураком я тогда был. Хочешь, верь, хочешь, нет, но до сих пор не понимаю, почему тогда подписался.

Прокофьев. Нет, Виталик, кем-кем, а дураком ты никогда не был... Ну, вот, кажется, домел. Прощай, Ильин. Оставляю тебя один на один с твоей честностью. Тамаре Викторовне - мое почтение. (Уходит).

Действие пятое.

Картина первая. Уже знакомая зрителям комната Прокофьева. Он сидит на диване, поджав под себя ноги и что-то пишет. Раздается стук в дверь. Прокофьев. Пятнадцать лет никто в эту дверь не стучался. Войдите. Входит Софья. В руках у нее сумки, в которых Прокофьев приносил книги в школу. Софья. (Явно смущаясь). Это я. Добрый вечер. Прокофьев. (Удивленно). И вам добрый.

Софья. Можно войти? Прокофьев. А мне кажется, вы уже вошли.

Софья. Ну, да... я вот... сумки вам принесла. Прокофьев. (Улыбаясь). Вижу. И что не пустые, тоже вижу. Неужели книги не пригодились?

Софья. Что вы! Очень даже пригодились. (Достает из сумки какие-то пакеты, разворачивает их).

Прокофьев. Боже мой, какой запах! Нет, нет, Софья Викторовна, положите все обратно.

Софья. Так я же... от всего сердца. Прокофьев. Верно. У вас чудесное сердце, но, все равно - уберите. Софья. Но почему? Вы попробуйте, вкусно очень. Я подумала, что вы отвыкли от домашних харчей.

Прокофьев. Это точно. Софья. Я не так выразилась... Совсем вы меня засмущали. Прокофьев. Не обижайтесь. Пожалуйста, не обижайтесь. Я ведь не меньше вашего смущен.

Софья. Правда? Прокофьев. Честное слово. Я не привык... к доброте. Да к тому же, согласитесь, это - искушение.

Софья. В каком смысле? Прокофьев. В самом прямом. А вдруг мне понравится ваша стряпня? Софья. Я принесу еще.

Прокофьев. Вряд ли я достоин такого внимания с вашей стороны. Софья. Вы кушайте, пока все горячее, а я пойду. Прокофьев. Не уходите. Побудьте еще немного. Софья. Вы правда этого хотите? Или это...

Прокофьев. ...простая вежливость? А можно я тоже кое-что спрошу? Вы не первый раз находитесь здесь?

Софья. Это заметно? Прокофьев. Забавно, мы только задаем друг другу вопросы. Кто же будет отвечать? Софья. Начните вы.

Прокофьев. Хорошо. Когда человек впервые входит в незнакомое помещение, он вольно или невольно начинает осматриваться. Чего не скажешь о вас. Софья. Все верно. У Веры Ивановны был ключ от вашей квартиры. Время от времени мы приходили с ней сюда, убирались, разговаривали. Прокофьев. Вы и Вера Ивановна? А о чем разговаривали? Софья. О разном. Помню, как-то раз она сказала такую фразу: самое большое горе и самое огромное счастье случились со мной в один день. Он назвал меня мамой и покинул меня на пятнадцать лет...

Прокофьев. Оказалось, покинул навсегда... А я, признаться, был изрядно удивлен, когда впервые зашел сюда. Думал, увижу запустение, паутину и толстый слой пыли, оказалось... Спасибо. Только почему мама не писала о вас? Софья. Я сама ее об этом просила.

Прокофьев. Вот как? Софья. Моя фамилия - Лазукина. Дальше продолжать? Прокофьев. (Удивленно). Ты... вы не хотели причинить мне боль? Софья. Томка... Не знаю, наверное, про родную сестру нехорошо так говорить, но она никого не любит. Только себя. Извините, давайте не будем об этом. Прокофьев. У вас большая разница в возрасте, вы живете сейчас в разных городах. Может быть...

Софья. Я ошибаюсь? Скажите, а она хоть раз написала вам в тюрьму? Прокофьев. Написала.

Софья. Неправда. Вы все еще любите Тамару, поэтому защищаете. Прокофьев. Я совсем недавно одного хорошего человека упрекнул в том, что он из реальности, из нашей жизни пытается убежать, пусть даже и в мечтах - в другое время. А сейчас сам поймал себя на мысли, что с удовольствием оказался бы в своем любимом времени, когда жил Пушкин. Не смотрите на меня так, Софья Викторовна, это уже старческое - отвечать на вопрос издалека. Так вот, живи я тогда, то написал бы элегию - это было модно, - в которой сравнил бы любовь с цветком.