Евгений Шварц: Клад

Мурзиков.Ничего не понятно.

Птаха.Неумный ты, потому и непонятно. Разоспалась я и не видела, как вы пришли. Просыпаюсь, а тетка кричит: «Прощай!» Что такое? Я вам во всю глотку: «Стойте, стойте!» — а вы уходите. С ума сошли, что ли?

Мурзиков.Такую сиплую глотку, конечно, не услышишь.

Птаха.Глухой тетерев. Ясно, мне стало неприятно. Голоса нет. Провиант весь съела. Бежать за вами не могу — нога поврежденная. Схватила я таз и давай стучать.

Суворов.Откуда ты таз взяла? А?

Птаха.Таз? А я как ногу растянула, так сейчас повыше от зверья заползла, выставила ногу на солнышко лечиться, а сама от тоски этот таз чищу. А как вы ушли — я в него камнем дзинь-бом.

Суворов.Да где ты его нашла? Говори толком.

Птаха.Постой. А как я, братишечки, с горы съехала. Обвал трах! Веревка треск! Гора бу-бу-бу — и поехала. Я за деревцо, деревцо за землю, едем, едем, остановиться не можем. Я хотела на первой площадке соскочить, куда там. Так до рудников и доехала.

Суворов.До каких рудников?

Птаха.Тю на вас. Да рудники — вон за тем уступиком. Дырки, дырки, дырки, а пролезешь в них — коридорчики, коридорчики, ямки.

Суворов.Не может быть. Ты там была?

Птаха.А где же я ногу повредила? Бегала, шарила да вдруг сухожилие как растяну! Там же я и осипла. Сыро там. Готовой посуды там — горы.

Суворов.Птаха — герой! (Бежит наверх, все за ним, кроме Али-бека и Птахи.)

Птаха.Пожалуйста, я покажу.

Али-бек хватает Птаху и бежит наверх. Все выходят навстречу.

Ну что?

Мурзиков.Нечего задаваться. Шура оставался — все равно нашел бы и без тебя.

Орлов.Я туссек сам нашел и то не задаюсь.

Дорошенко.Как я рада, как я рада! На сто процентов.

Али-бек.Все молодцы. Все!

Грозный.Большое тебе счастье, товарищ.

Суворов.Счастье? Три года ходил. Три года искал. Здесь, дед, счастье ни при чем… Это… братцы, победа.

Эхо.

Конец.

1933