Бранислав Нушич: Покойник

Рина (обнимая его, от души смеется). Боже мой! Боже мой! Мне и в голову никогда не приходило, а, казалось бы, легче легкого… (Звонит.) Честное слово, мне даже в голову никогда не приходило.

Анна, те же.

Входит Анна, молодая хорошенькая горничная.

Рина (показывает на стол). Заберите! Слушайте, Анна, никогда не подавайте эти серебряные ложечки! Достаньте посеребренные, из маленького буфета!

Анна. Я знаю.

Рина (взяв одну ложечку). А потом, когда господин Милан уйдет в канцелярию, возьмите эту ложечку и пойдите… вы знаете небольшую ювелирную мастерскую напротив казино? Этот ювелир уже делал для меня кое-что. Пойдите и спросите его: может он перелить эти двенадцать ложечек?

Анна. Хорошо! (Собрало, все на поднос и уходит.)

Те же, без Анны.

Рина. Ну, так?

Новакович (целуя ее). Какая ты внимательная и решительная.

Рина. Ну, а как же? Разве я позволю, чтобы какая-то мелочь нарушала мое счастье!

Новакович (встает и обнимает ее). Спасибо тебе, ты меня просто забрасываешь доказательствами своей любви.

Рина. Я это делаю не для того, чтобы убедить тебя в своей любви, а просто чувствую, что я должна так делать.

Новакович (целует ей руку). До свидания, золото мое!

Рина. Боже мой, сколько во мне еще детского. Сейчас мне пришло в голову, как было бы дивно, если бы ты не служил на государственной службе, а целый день сидел дома и принадлежал только мне, а я только тебе. (Смеется.) Ребячество, не правда ли?

Новакович. И все же мне это твое ребячество нравится. До свидания, душечка!

Рина (обняв, провожает его до двери). Да, вот еще что, до канцелярии можешь идти сколько хочешь, хоть целых полчаса, но дай слово, что в полдень поспешишь домой.

Новакович. Ну, разумеется! Конечно!

В дверях целуются, и он уходит.

Рина (в дверях, кричит Анне). Анна, проводите господина Милана!

Рина, Анна.

Рина еще некоторое время остается в дверях, машет рукой, затем входит в комнату. За ней Анна.

Рина. Господин Милан ушел?

Анна. Ушел.

Рина. Анна, я пойду одеться, вы тоже собирайтесь! Да, хорошо, что вспомнила! Когда пойдете к ювелиру, заверните на улицу Пуанкаре к госпоже Слуцкой и спросите, до каких пор я буду ждать халат? Уже неделя прошла, как она обещала. Скажите, что я сержусь.

Анна. Хорошо!

Рина уходит в комнату налево.

Анта, Анна.

Анта – средних лет, худой, лысый; он вваливается возбужденный, оглядываясь, как будто за ним кто-то гонится. Садится на стул без приглашения.

Анта. Анна, стакан воды!

Анна. Пожалуйста! (Уходит и через некоторое время возвращается со стаканом воды.)

Анта (выпив до дна). Спасибо! Где госпожа?

Анна. Одевается.

Анта. Одевается? Да разве в такой момент до одеванья?

Анна. Она скоро будет готова!

Ант а. Скоро! Скоро! Женщины никогда быстро не одеваются. (Вспомнив.) Между прочим, скажите, Анна, госпожа была чем-нибудь взволнована сегодня утром?

Анна. Как взволнована?

Анта. Ну, вы же знаете, как бывают женщины взволнованы! И вы, вероятно, когда-нибудь в жизни были взволнованы?

Анна. Госпожа в обычном настроении.

Анта. Она не слыхала ничего такого, что заставило бы ее нервничать?

Анна. Нет, насколько я знаю, ничего.

Анта. Идите позовите ее, скажите, очень важное дело, не обязательно же застегиваться на все пуговицы. Идите!

Анна уходит.

Анта, потом Рина и Анна.

Анта, нервно ерзая на стуле, вытирает большим носовым платком пот с лысины и шеи.

Рина (переодетая, взволнованно, с удивлением). Ради бога, в чем дело? Не случилось ли чего?

Анта (Анне, сопровождающей Рину). Анна, еще стакан воды!

Анна уходит.

Нет, нет, ничего!

Рина. Но вы так взволнованы!

Анта. Конечно, взволнован, вы тоже будете взволнованы, когда услышите.

Рина. Значит, все-таки что-то случилось? Говорите же, ради бога!

Анна приносит стакан воды.

(Анне.) Оставьте нас!

Анна уходит.

Говорите, говорите, может быть, кто-нибудь тяжело болен?

Анта. Да идите вы, кому в такой момент до болезни?

Рина (с ужасом). Или… не дай бог, может быть, умер?

Анта. Умер? Гм, умер. Было бы хорошо, если бы умер, но в том-то и дело, что не умер.

Рина. Ну кто, о ком вы говорите? Не мучьте меня!

Анта. У вас сердце больное?

Рина. Да!

Анта. Ну вот, видите, потому я и должен сообщить вам об этом осторожно, издалека.