Александр Островский: Том 8. Пьесы 1877-1881

Софья. Ну, а нет, так что ж делать, где же взять-то! Я люблю, как умею.

Евлалия. Нет, моя любовь другая. Впрочем, это так и должно быть; я люблю поэта, вы любите простого, дюжинного человека.

Софья. Ну, нет, нельзя сказать, чтоб вовсе дюжинный.

Евлалия. Простите моему женскому любопытству!.. Если вы меня считаете достойной вашего доверия, скажите: кто он?

Софья. Он, после вашего мужа, пожалуй, лучший человек здесь.

Евлалия(с любопытством). Но кто же он, кто?

Софья. Артемий Васильич Мулин.

Евлалия. Ах! (Чуть не плачет.) Поддержите меня!

Софья. Что с вами?

Евлалия. Мне дурно.

Софья сажает ее в кресло.

Ох! Благодарю вас!

Софья. Успокойтесь! Не принести ли вам воды?

Евлалия. Ах, нет, не надо… благодарю… Это пройдет… сейчас пройдет… Позвольте еще один вопрос… Вчера вечером Артемий Васильич был у вас?

Софья. Да, был, просидел весь вечер.

Евлалия(слабым голосом). Он обещал быть у меня, я его ждала долго, очень долго.

Софья. Позвольте мне за него заступиться! Вот видите ли, ему нельзя было не прийти ко мне; вчера поутру я послала ему в подарок великолепные часы, так он приходил благодарить.

Евлалия(со вздохом). Ах, довольно об этом.

Софья. Евлалия Андревна, я вижу, что мы соперницы. Послушайте, уступите мне его бесспорно. Вам нужно людей идеальных, с возвышенными чувствами; а по мне он таковский, мне и этот годится. По Сеньке и шапка.

Евлалия. Ах! Мечта всей жизни…

Софья. Да уж будет вам мечтать-то, пора на землю опуститься. Так отдайте же!

Евлалия. Возьмите!.. Вот он идет… Позвольте мне сказать с ним два слова!

Софья. Сделайте одолжение! Я пойду в кабинет. (Уходит в кабинет.)

Входит Мулин.

Евлалия и Мулин.

Евлалия. Подите сюда!

Мулин подходит.

Я вас… презираю!

Мулин. И слава Богу! Очень рад, Евлалия Андревна; благодарю вас!

Евлалия. Как мало в вас самолюбия! Вас презирают, и вы этому радуетесь.

Мулин. Да ведь какой камень-то с меня свалился! Ведь, бывало, когда вы меня еще не презирали-то, идешь к вам, так душа не на месте.

Евлалия. Чего же вы боялись?

Мулин. Любви вашей.

Евлалия. Это вздор. Мне Софья Сергевна сейчас призналась… Значит, вы любви не очень боитесь.

Мулин. Да ведь любовь-то бывает разная.

Евлалия. Какая разная?

Мулин. Есть любовь, которую сама природа подсказывает женщине; на эту любовь нельзя не ответить; та любовь знает тайну. А то есть другая любовь, напускная, пансионского и институтского происхождения, так называемое обожание; эта любовь напоказ: ее ужасно боятся мужчины; особенно жутко бывает подчиненному человеку.

Евлалия. Подите от меня! Повторяю вам: я вас презираю!

Мулин. Презирать-то — презирайте; а и поблагодарить меня вам тоже не мешает.

Евлалия. За что это?

Мулин. Вы сами признаетесь в любви и кидаетесь на шею человеку, которого вы совсем не знаете. Будь во мне поменьше совести и уважения к Евдокиму Егорычу или только просто не служи я у него, ведь из этого мог бы выйти скандал веселый. И сам-то бы я насмеялся над вами вдоволь, да и всему бы городу удовольствие большое доставил. Так вы сначала поблагодарите меня, что я этого не сделал, а потом уж презирайте, пожалуй.

Евлалия(тихо). Благодарю вас!

Входят Стыров, Коблов, Софья.

Евлалия, Мулин, Стыров, Коблов и Софья.

Коблов. Дурной пример вы подаете мужьям, Евдоким Егорыч. Я вам серьезно говорю. У нас ведь переймут сейчас; за вами, глядишь, другой и третий потянется. А там уж и все жены взбунтуются.

Стыров. Что мне за дело до других! Я у себя в доме хозяин: что хочу, то и делаю.

Коблов. Ну нет, это дело не личное ваше, это дело общественное. К свободе надо приучать исподволь; дай-ка вдруг волю-то, вы увидите, что от наших жен будет. Да всякая благоразумная женщина вам сама скажет, что сейчас после теремов к свободе привыкать нелегко.

Софья. А я слышала, напротив; говорят, к палке привыкать трудно, к свободе гораздо легче.

Евлалия. Если речь идет обо мне, так я и не желаю никакой свободы, на что мне она!