Пьер Бомарше - Бомарше — Лекуантру, своему обвинителю.

— Вы не получали за последние две недели, — сказал он, вставая, — восьмисот тысяч франков?

— Нет, — ответил я, поворачиваясь к нему спиной.

Он выскочил, только пятки засверкали. С тех пор я его не видел.

«Если уж эти господа предлагают мне по семь флоринов, — подумал я после его ухода, — значит, они, без всякого сомнения, собираются перепродать ружья государству по одиннадцать или двенадцать, у них ведь вся власть в руках . Теперь я понял их затею; но ничего у них не выйдет, только через мой труп », — добавил я, стиснув зубы.

Вернувшись в комнату, где были другие заключенные, я рассказал обо всем происшедшем и заметил, что это удивляет меня одного.

Один из этих господ сказал нам:

— Враги заняли Лонгви . Если им удастся войти в Верден , народ будет охвачен ужасом, и этим воспользуются, чтобы с нами здесь покончить.

— Боюсь, что это слишком похоже на правду, — ответил я ему, вздохнув.

На следующий день мне передали в тюрьму записку, которую я воспроизвожу:

Записка

«Кольмар, муниципальный чиновник, а также тот, кто в Вашем присутствии говорил, что имеет против Вас доказательства, добились нового распоряжения (распоряжения, по которому я содержался под секретом) . Комитет не хотел его отдавать и потребовал письменного доноса от г-на Кольмара . Я этот донос видел. Мотивы в нем не указаны . Нам обещают заняться Вами, не откладывая. Ваш портфель опечатан, как вы того желали . Обратитесь в комитет с настоятельной просьбой, я здесь безотлучно».

Эта записка моего племянника была вручена мне привратником, к чести которого я должен сказать, что он смягчал, как мог, участь заключенных.

Я попросил моих товарищей по несчастью расчистить мне место, чтобы я мог, забившись в угол и положив лист на колено, составить настоятельную записку в Наблюдательный комитет мэрии . Г-н Тьерри снабдил меня бумагой, г-н Аффри ссудил свой портфель, который послужил мне письменным столом. Юный Монморен , сев на пол, подпирал этот портфель, пока я писал. Г-н Толлендаль спорил с аббатом де Буа-Желеном ; г-н Жибе глядел, как я пишу; г-н Ленуар горячо молился, стоя на коленях; а я писал мою жалобу, проникнутую чувством собственного достоинства, быть может, — увы! — в большей мере, нежели это было терпимо в то время . Я делюсь этим соображением только из уважения к Лекуантру , который уверял вас, о граждане! что я проявил низость в моих записках об этом ужасающем деле! Вот она, моя низость, обращенная к тем, кто приставил нож к моей груди.

«Господам членам Наблюдательного комитета мэрии.

Сего 28 августа 1792 года.

Господа!

Собрав воедино то немногое, что я мог узнать в недрах моего заключения о принявших такую широкую огласку причинах моего странного ареста , я рассудил, что пламенное желание видеть наконец доставленными во Францию шестьдесят тысяч ружей, приобретенных мною в Голландии и уступленных правительству, заставило вас поверить в гнусные обвинения нескольких клеветников, столь же трусливых, сколь и мало осведомленных о том, насколько я сам заинтересован в том, чтобы доставить вам эту подмогу.

Но, оставляя в стороне мои собственные интересы как купца и патриота и исходя только из выдвинутых обвинений, позвольте мне снова заметить вам, господа, что обращение со мной идет вразрез со всяким смыслом и вредит тому, ради чего вы, по вашему утверждению, действуете. Разве не является самой неотложной задачей проверить факты и достичь полной ясности, чтобы вы могли тем самым определить вашу собственную позицию и судить о моей?

Вместо этого, господа, я вот уже пять дней таскаюсь из темного коридора мэрии в гнусную тюрьму Аббатства и обратно, и до сих пор никто не допросил меня с пристрастием о фактах такой важности, хотя я не перестаю вас о том просить, хотя я принес и оставил в вашем комитете портфель , содержащий документы, которые полностью меня оправдывают, восстанавливают мою гражданскую честь и одни только указывают, что́ надлежит делать, чтобы добиться успеха!

Меж тем мой дом, мои бумаги были обысканы, и самая суровая проверка не подсказала вашим комиссарам ничего, кроме лестного для меня свидетельства! Печати с моего имущества были сняты; и только я сам остаюсь опечатанным в тюрьме, неудобной и нездоровой из-за чрезмерного притока заключенных, которых сюда сажают.