Георгий Мдивани - Солдат Иван Бровкин

— При чём здесь Любовь Тимофеевна? — недоуменно спрашивает Самохвалов.

— Как это так… «при чём»? Она же с ним в переписке состоит. Факт! — сердится председатель, показывая разорванные письма, которые продолжает держать в руках.

— Не извольте беспокоиться, — отвечает обрадованный Самохвалов. — Любовь Тимофеевна ни одного письма не получила…

— То есть как это — не получила? — удивляется Коротеев. — Куда же они девались?

— Они попадали ко мне, — услужливо объясняет Самохвалов, — и я, оберегая честь вашей семьи, я их, так сказать, не доводил до сведения адресата.

Коротеев на миг остолбенел и после паузы еле выговаривает:

— Ты что? Читал чужие письма и прятал их?

— Зачем прятать? — нагло отвечает Самохвалов. — Я их рвал, как вы сейчас…

— Но это же подлость с твоей стороны, Самохвалов!

— К чему такие громкие слова, Тимофей Кондратьевич? — как ни в чём не бывало, говорит Самохвалов. — Разве вы сейчас, извините, не допустили правонарушения, уничтожив письма непутёвого?

— Я же отец! — возмущается Коротеев.

— Потому я и старался, что вы отец, а вы мои честные намерения называете подлостью.

— Да перестань. Не думал я тебя обидеть, — растерялся Коротеев, — но как-то нехорошо получается… в чужие письма нос совать.

— Они ведь не чужие, они Любови Тимофеевне адресованы, — оправдывается Самохвалов. — А разве вы для меня чужой человек? Вот, например, письмо Захару Силычу, — и он показывает большой конверт, со штампом Министерства морского и речного флота. — Меня и не касается, что ему пишут.

Коротеев смотрит на конверт и говорит:

— Должно быть, его обратно на морскую службу… Жалко. Хороший он мужик. Но что поделаешь… Рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше.

Перед правлением колхоза — большая витрина. В ней за металлической сеткой — пришедшая почта.

У витрины собрались колхозники; они разбирают адресованные им письма.

Из окна кабинета Коротеев и Самохвалов смотрят, как к витрине, проталкиваясь сквозь толпу, подбегает Любаша.

— Смотрите! Письма ждёт, ясно! — говорит Самохвалов.

— Я ей покажу! — сердится Коротеев и собирается выйти из кабинета.

— Не надо, Тимофей Кондратьевич, — останавливает его Самохвалов. — А то она догадается, что мы с вами письма прячем.

Девушка с тонкими капризными губами, тоже стоящая у витрины, смеясь, ехидно говорит Любаше:

— Напрасно ты, Любаша, писем ждёшь. Говорят, у твоего солдата в городе другая зазнобушка.

— Нет у меня никаких солдат! — сердито отвечает Любаша и идёт к дому.

Вслед ей смеются девушки.

Любаша ускоряет шаг, а потом пускается бежать. Почти у самого дома, оглянувшись назад, она спотыкается и падает.

Раздается звонкий смех подруг.

Обиженная, разозлённая Любаша бегом поднимается по крыльцу и гневно шепчет:

— Я ему покажу… этому непутёвому!

Ранний вечер. По деревенской улице гуляют всем напоказ Любаша и Самохвалов. Уверенный в своей неотразимости, Самохвалов степенно шагает по улице, раскачиваясь направо и налево. Любаша, делая вид, что ей весело, даже берёт Самохвалова под руку.

Девушка с тонкими капризными губами выходит из библиотеки с парнями и подругами. Увидев Любашу под руку с Самохваловым, она от изумления так и застывает на месте.

— Смотрите, куда бухгалтер пристроился.

— И Любаша хороша, — зло говорит веснушчатая девушка.

— У них уже давно любовь, — флегматично отзывается один из парней.

— Бедный Ваня, — вздыхает девушка.

— За пять месяцев от него ни одного письма! — вступается за Любашу другая.

Навстречу Любаше и Самохвалову идут Захар Силыч с Полиной, которая с трудом сдерживает слёзы. За ними — гармонист и несколько парней; среди них знакомые нам шофёры.

Заливается гармонь. Захар Силыч поёт:

— Отбываете, Захар Силыч? — спрашивает поравнявшийся с ним Самохвалов.

— Отбываю, Аполлинарий Петрович, — отвечает Захар и, глядя на Любашу, продолжает с тяжёлым вздохом, — но если меня здесь забудут, как моих друзей, я… я… вернусь, — он сжал кулак, — и в порошок сотру!

Полина прижимается к нему.

— Что вы, Захар Силыч! Да на всю жизнь!..

Захар поворачивается к гармонисту и командует:

— А ну, давай мою любимую… Песню Вани Бровкина.

Гармонист играет знакомую нам мелодию.

Эта же мелодия слышится в казарме. Вечер. Ваня в кругу солдат аккомпанирует себе на гармони, поёт песню.