Иоганн Гете - Ярмарка в Плундерсвейлерне

Кому же может быть нужда в твоей особе?

Меня гордец Аман оговорил по злобе.
И если ты сейчас, за жизнь мою моля,
Не поспешишь к царю, я кончен, мне петля.

Мой милый, я всегда помочь тебе готова,
Но пред лицо царя никто не вхож без зова.
И если кто к нему непрошеный проник,
Ты знаешь сам, — тот мертв! Ты пошутил, старик.

О несравненная, тебе-то нет заботы:
Никто не устоит, узрев твои красоты.
А ежели закон наворотил угроз,
Так это, чтоб к царю не все совали нос.

Пусть не казнят меня, но, друг мой, и доныне
Все помнят хорошо падение Астини.

Ужели же тебе не дороги друзья?

Какая польза в том? Погибнем ты и я.

Спаси мой старый век, семейство, честь и злато!

И рада бы душой, да только страшновато.

Я вижу — я стучусь в бесчувственную дверь.
Так вот, как ты меня благодаришь теперь!
Тебя я воспитал от самого рожденья,
Наставил в тонкостях речей и обхожденья.
Ты милостей царя лишилась бы давно
И было б сердце в нем давно охлаждено,
Тебя за резкий нрав сто раз бы он отставил,
Когда б я не внушал тебе любовных правил.
Твое могущество возникло чрез меня
И мною держится до нынешнего дня.

Да, ты мне помогал во всем, всегда и всюду,
И если ты умрешь, я это не забуду.

О, если б умереть за край своих отцов!
Но я же гибну зря от этих подлецов.
И вот под солнышком, среди пустой равнины,
Под снегом и дождем висят мои седины!
И вот, как лакомство, чтоб коротать досуг,
Бродяги-вороны клюют мой сладкий тук!
И вот, иссохшие и голые, как трости,
При всяком сквознячке побрякивают кости!
Страшилище другим, стыд самому себе,
Хула Израилю и что, скажи, — тебе?

Конечно, плач и скорбь! Но я найду уловки,
Чтобы поменьше ты болтался на веревке;
И, умастив твой труп, заботясь и любя,
Я с должной честию похороню тебя.

Напрасно будешь ты рыдать над верным другом!
Уж он не явится, как встарь, к твоим услугам,
С мошной, которую так жадно ты брала,
На рынке или в зернь все промотав дотла,
С жемчужной ниткою, с обновкой шелестящей:
Ты узришь дух пустой, тебе, для муки вящей,
Несущий видимость сокровищ и монет.
Ты хочешь их схватить, и вот уже их нет.

А знаешь что, мой друг? Ты должен на прощанье
Попомнить и меня в духовном завещанье.

Я так и сделал бы, как дань твоей красе!
Но деньги у меня конфисковали все.
Боюсь, — и с братьями моими то же будет!
Кто на безденежье тебя деньгами ссудит?
Торговля упадет, и все те лягут в гроб,
Кто контрабандою снабжал твой гардероб.
Не будут и рабынь прельщать твои новинки;
Придется то носить, что есть на местном рынке.
И превратишься ты, лишенная всего,
В невольницу царя и челяди его!

Зачем так говорить? Ну, как тебе не стыдно!
Когда придет беда, тогда и будет видно.

И это будет так?

Как я сказал, точь-в-точь!

Что ж делать?

Нас спасти!

Ах, убирайся прочь!
Нет, я хотела бы…

Ты не договорила.
Что ты хотела бы?

Чтоб все иначе было!

Нет, нет! На доводы здесь нечего скупиться!
Я не оставлю так, она должна решиться.

Сейчас бы выйти должны акробаты,
Да стали вот дни коротковаты.
Поэтому завтра поутру
Мы здесь же продолжим нашу игру.
А кому напоследок лекарства нужны,
Тому мы уступим за полцены.

Трум, турурум!
Тарарабум!

Позовем его, господа!

Принесите ширму сюда.