Иоганн Гете - Внебрачная дочь

Счастливые! Они бояться могут!
Их жалость к ней и к бедному отцу,
Все потерявшему, снедает трусость:
Минует гнев, и с ним пройдет печаль,
А у меня — ни страха, ни надежд!
Я все готов услышать. Сообщай
Подробности любые! Всё снесу.

В предвиденье желанья твоего
Я задержал в прихожей человека,
Подавленного участью твоей.
Он — тот священник добрый, кто из рук
Нещадной смерти дочь твою приял
И, убедясь, что врач ей не поможет,
Ее с сырой землею обручил.

Желание предстать перед тобой,
Великий муж, питал я с давних пор.
Мечта моя сбылась. Увы! в безмерно
Тяжелый час разлуки с незабвенной.

Ты мне желанен, вестник нежеланный!
Ее ты видел, и последний взор
Тускнеющий ее постиг душой,
Последние слова ее услышал
И жалобный предсмертный стон ее.
Скажи, что удалось ей прошептать?
Отца хоть — вспомнила? Из уст ее
Ты мне принес последнее прости?

Желанен нам посланец нежеланный,
Покуда он молчит, дает простор
Надеждам и благим предположеньям.
Возговоривший, он отвратен нам.

Молчать? Зачем? Что можешь ты прибавить
К тому, что мне известно? — Умерла!
В глухом гробу — ни слез, ни воздыханий,
Ее страданиям пришел конец,
Черед моим настал. Возговори!

Смерть — всем положенный предел. Его же
И дочь твоя — увы нам! — не избегла.
А как она ушла из жизни в вечность,
Сокроет холм могильный от тебя.
Не всем из нас нетрудный переход
В немое царство теней уготован;
Иным пройти горнило тяжких мук,
Увечий и ранений суждено.

Она страдала?

Тяжко, но не долго.

И все же был такой предсмертный миг,
Когда она о помощи взывала! А я?
А я — где был? Каким трудом,
Какой забавой был я увлечен?
Ничто не возвещало об ужасном
В тот миг, когда лишился я всего.
Ни крика я не слышал, ни беды
Не чуял, сокрушившей жизнь мою!
Общенье близких душ на расстоянье —
Пустая басня. Тупо пригвожден
К насущной жизни, чует человек
Лишь близкую усладу или боль,
И даже любящим помехой даль.

Сколь ни могуче слово, сознаю;
Словами страстотерпца не утешить.

Слова нас чаще ранят, чем целят,
И повтореньем сетований горе
Напрасно тщится счастье воскресить.
Так не нашлось ни мудрых рук, ни средств
Разжечь заглохшую в ней искру жизни?
Что ты испробовал, предпринял что
Ее спасти? Я верю, ты из тех,
Чей разум бодр и ясен.

Ни над чем
Здесь разуму трудиться не пришлось.

Ужель приговорен я потерять
Ее бесследно? Дай мне скорбь свою
Утишить новой скорбью! Дай останки
Ее сберечь. Пойдем к ней! Где она?

В моей часовне пышный саркофаг
Ее стоит вблизи от алтаря
За золотой решеткою. Пока
Я жив, молиться буду ежедневно.

Пойдем! Веди меня туда. Пусть с нами
Поедет лучший из моих врачей,
Попробуем от тленья упасти
Земной покров. Пусть мертвою водой,
Настоянной на аравийских травах,
Мы атомы спасем, что эту плоть
Божественную дивно составляли,
Распаду их свершиться не дадим.

Что я скажу? Как от тебя я скрою
Ужасное? Разъята красота!
А это и чужому видеть страшно,
Тем более тебе, отцу… Нет, нет!
Избави бог! О том не смей и думать!

Какая пытка мне грозит еще?

Дай мне молчать! Дабы моим рассказом
Не оскорбить сердец, ее любивших.
Дай скрыть от всех, как, свергнувшись, она
Сквозь заросли, о ребра скал нещадных
Разбившаяся, с рассеченным лбом
К ногам моим свалилась бездыханно.
Вот тут-то я, слезами обливаясь,
Благословил тот день, когда пред богом
Отрекся я от счастья быть отцом.

О да! Отцом ты не был. Знаю, ты
Принадлежишь к постылым себялюбцам,
Что жизнь свою в бесплодии влачат,
От мира отрешившись. Прочь! Твой вид
Отвратен мне!