Пётр Киле - Восхождение

Над ним просияла густая синева южного неба с видами Рима, но то ему не померещилось, как следовало ожидать, в духе посмертного опыта, ведь что-то ужасное с ним приключилось, а он сам вышагивал по узким улочкам древнего города, поглядывая по сторонам, внешне беззаботный, а про себя сосредоточенный, отъединенный от всех, как постоянно ощущал свое одиночество всюду, в особенности за границей, что, впрочем, вполне естественно при посещении музеев, в которых волей-неволей оказываешься как бы в двух измерениях - некогда и теперь.

Узкая улочка, извиваясь по склону холма, вела к его вершине, где находилась старинная вилла с садом, откуда хорошо просматривался Рим, с куполом собора святого Петра, заполняющим центр города в непосредственной близости.

Вилла и сад были открыты для посетителей в определенные часы, но на этот раз, уже под вечер, Леонард беспрепятственно вошел в сад, не встретив ни служителей, ни охраны. За деревьями в лучах заходящего солнца сияли окна небольшого дворца эпохи Возрождения. Все вокруг объято тишиной и даже запустением, будто хозяева в отъезде либо умерли.

- Куда я забрел? - подумал вслух Леонард. - И зачем я здесь?

Но в полетах, для него неожиданных, когда он попадал в переплет с опасностью для его жизни, всегда проступал смысл.

Вдруг послышались топот копыт и стук колес, и в раскрытые настежь высокие ворота въехала коляска, в которой сидели две женщины, обе с милым и веселым выражением на лицах, обращенных на него, одетые в нарядные платья старинного покроя, в шляпках с перьями. Это были княгиня Зинаида Николаевна и Диана. Леонард опешил от неожиданности. Как! Диана? Она, или это сон?

Окликнув его по имени, они заговорили с ним так, будто разминулись недавно, на Корсо, где шел второй или третий день Римского карнавала, на что указывали и цветы, которыми была забросана вся коляска.

- Леонард! Знаешь, что случилось? - по выражению лица Дианы можно было рассудить, что она не знает: ей радоваться или плакать.

- Что-то ужасное! - рассмеялась княгиня. - Ее узнали.

Если в первый день карнавала бросались конфетти (из мучных, с примесью извести шариков), что не совсем безопасно, да похоже на настоящую войну всех против всех, то букетиками цветов скорее обменивались либо отмечали тех, кто привлекал всеобщее внимание.

- Вы смеетесь, княгиня. А мне не до шуток, - заметила Диана с беспокойством.

Коляска остановилась у подъезда дома, где, как стало ясно Леонарду, поселилась его мать, а Диана, приехав недавно в Италию, гостила у нее.

Леонард не мог опомниться от удивления, чуть ли не до страха. Боже, это же была Диана! Только в юности, в пору их общего увлечения театром в деревне. Леонард, не успев обрадоваться, огорчился, решив, что это всего лишь сон. Только, где и когда он видит этот сон, не мог сообразить, соответственно знать, что его ожидает при пробуждении.

Дамы пребывали под впечатлениями от карнавала. Если княгиня, пышнотелая блондинка, - к старости, не старея, она располнела, - всегда привлекала внимание к себе всюду, то Диана, высокая, стройная, с миловидным лицом, держалась столь грациозно и обаятельно, что, неудивительно, две русские дамы на Корсо были замечены, и теперь, при их весьма уединенной жизни, все продолжало их веселить, и Леонарда привечали они всячески, не отвечая толком на его вопросы, впрочем, как бывает при первых минутах встречи после разлуки.

Вдруг дамы, переглянувшись, примолкли, и Диана сказала:

- Эста с графиней в Ницце. Там же и Легасов.

За скромным ужином (поскольку княгиня не ожидала гостей, а прислуга вся на карнавале веселится) в старинной комнате с картинами знаменитых художников, при свечах, дамы принялись расспрашивать молодого человека, что он и откуда, а он толком ничего не мог сказать, чему они лишь смеялись.

Леонард загрустил, хотя мог бы развеселиться, радуясь, что Диана столь же юна, княгиня столь же моложава, какими он знал их некогда в России, да и он был по-прежнему молод. Сон!

Хотя неизвестно, что его ожидает, жажда пробуждения охватила его, всплытия, будто он тонет в море времен. Но, верно, этого не могло случиться раньше, чем он достигнет дна, неких предельных глубин, чтобы устремиться вверх, до неба.

Где-то далеко по анфиладе комнат с закрытыми дверями раздался стук, затем он повторился ближе и совсем близко. Зинаида Николаевна окликнула:

- Это вы, граф? Войдите, пожалуйста! - добавила, обращаясь к сыну. - Это сын хозяина этой виллы. Я помню его еще мальчиком.