Пётр Киле - Восхождение

- Надо было на что-то решиться, - Леонард продолжал уже не без усмешки. - Я и бросился с крыши, холодно рассудив, что скорее всего разобьюсь до смерти, но упал почему-то довольно далеко от дома, прямо в канал, что меня и рассмешило, и устыдило, и я, не зная, как быть, поплыл и выбрался на берег за мостом. Я не стал возвращаться домой, ощущая себя безвозвратно ушедшим. Как бывало не раз, я отправился пешком куда глаза глядят, и мне даже было весело. Еще бы, я вне жизни и смерти. Так я странствовал, кажется, бесконечно долгое время, попадая во всякие истории, о которых поведать мне не досуг, как оказался на даче в компании молодежи, где рьяно готовились к балу-маскараду, и там-то меня вырядили Эротом, разумеется, всячески потешаясь...

- Афродита из этой компании? - спросил Аристей, почти что уверенный теперь в том.

- Не знаю, - покачал головой Леонард.

- А как же вы разыграли целую сценку? - рассмеялся художник.

- А что же там такое было?

- Не помнишь?

- Смутно. В том состоянии, в каком я пребывал все последние дни, ни о каком бале-маскараде я и слышать не хотел, а рядился в Эрота для себя, ну, как ребенок, не помня себя, размазывает себе руки и ноги краской. А мне говорят: «Эй, Эрот! Там будет Психея!» - «Кто?» Смеются: «Уж какая-нибудь, да будет!»

Как ни странно, мне захотелось в самом деле повстречать Психею, с тем я и явился на бал. С незажженным факелом я обходил хоры, выглядывая отовсюду вниз в зал, высматривая Психею. Когда я уже отчаялся, что увижу ее, она входит, и все ее заметили тотчас. Мало ли там красавиц собралось! Никогда и сама Афродита не была столь прекрасна. Ведь Елена не вызывала у нее ни зависти, ни гнева, да ее и не принимали за богиню. То предстала перед нами сама Красота!

Я уже не помню, как разжег факел, верно, интуитивно я понял сразу: у меня нет иного пути к этой красоте несказанной, как стать воистину Эротом, и это судьба привела меня сюда во столь смешной для многих роли.

- Но откуда взялась Афродита, столь словоохотливая, а потом куда-то исчезла? - сказал Навротский.

- В просвете бытия, вселенского, разумеется, как Психея и как я, Эрот! - с торжеством заявил Леонард.

- Метафора хороша. Однако ты повел себя, мягко говоря, как мальчишка, - усмехнулся художник, собираясь выйти.

- Послушайте, Аристей, я, наверное, плохо говорю, и вы меня не понимаете вполне. Здесь не мистика и даже не поэзия, а сама жизнь. Если угодно, в вечности.

- Миф?

- Да, миф, - пожал плечом юноша, мол, что с того, что миф, когда это сама жизнь. - И вдруг она исчезла, и передо мною студенческий бал-маскарад, публика, что потешается над Эротом, есть отчего впасть в отчаяние.

- Хорошо, я скоро, - сказал художник, пряча нэцкэ в карман жилета, несмотря на его протесты в телодвижениях.

- Да я тоже выйду, - усмехнулся Леонард, набрасывая на плечи плащ и надевая на глаза маску.

Празднество продолжалось, правда, после вручения призов как-то нестройно, хаотически. Герольд, изображавший Диониса, со свитой из вакханок, теперь напоминал сатира, чтобы не сказать, ночного козла, и его окружали - ни дать ни взять - ведьмы или колдуньи. И они-то расступались перед молодым человеком в черно-красном плаще и черной маске.

- Кто это? - вопрошали вокруг. - А эти никак ведьмы? Движения их фривольны и даже вызывающи.

Молодой человек в маске то брезгливо отступал от них, то стремительно устремлялся вперед, так что плащ его, развеваясь, словно пылал огнем, а ведьмы не отставали, то стеная в пляске, то хохоча с торжеством.

- Это же он? - догадалась Эста. - За кого они его принимают? Кем явился он теперь здесь?

Он устремил на нее взгляд, и она испуганно спряталась за колонну. На этот раз Эста ничего не сказала Диане, а изъявила желание поскорее уехать.

- Что еще случилось? - некий испуг испытала и Диана.

- Мне страшно. Это не маскарад вовсе, а нечто совсем иное!

- В самом деле, на подобном празднестве нам еще не приходилось бывать, - согласилась Диана.

- Празднество? Здесь скорее мистерия. Это страшно. Ведь недаром из мистерий родилась древнегреческая трагедия.

- Ах, вот как! Из огня да в полымя? Оставь все это. Напророчишь беду.

- Что же делать? Пусть. Ведь трагедия, коли суждено роком нам ее пережить, приводит в конечном итоге к катарсису.

- Или к смерти, - проговорила молодая дама, вздрогнув от внезапной мысли о смерти на этом веселом празднике жизни.

- Ну, ее не минуешь. Да, где же снова Жорж? Уедем без него, -заторопилась Эста.

- Спрячься. Он смотрит на нас. Тот, в черном плаще и маске. Он появился в зале с художником. Теперь уж вполне я его узнаю. Это же Леонард.