Петр Киле - Восшествие цесаревны. Сюита из оперы или балета

Пьеро:

- Нолькен явно не разделяет уверенности маркиза Шетарди, но с ним Елизавета всегда очень любезна и, вероятно, вполне откровенна. Впрочем, важно заполучить деньги от Франции на войну с Россией, вернуть утраченные земли и вновь возвыситься в Европе.

Нолькен обращается к Лестоку:

- Коли война затевается за возведение на престол Елизаветы, ее высочество должна взять на себя обязательства о возвращении земель Швеции.

Лесток, напуская на себя глубокомысленный вид, будто он не медик (без всякого образования), а дипломат:

- С этим сложно. На эту тему надо говорить с цесаревной.

И всё замирает и все разбегаются с известием о приезде Бирона: «Регент подъехал! Регент!»

Шум, движения, музыка в доме вдруг затихают – проносится известие о приезде его сиятельства Бирона, фаворита Анны Ионновны, ныне регента при Анне Леопольдовне и Иване VI… Зима, он в шубе, слуги, дворецкий, фрейлины…

Цесаревна камергеру Воронцову:

- Что это зачастил к нам Бирон, странно? При Анне Иоанновне не смел и говорить со мною лишний раз, но взглядами исподтишка следил…

Воронцов:

- В плену уродин пребывая, будешь скрывать свое пристрастье к красоте.

- Любитель страстный лошадей и женщин он обожает, верно, в том же роде, тем более в короне лошадь та, как воплощенье власти над людьми…

- Мне остаться при вас?

- Нет, я приму Бирона одна. Так я его скорее выведу на чистую воду.

Бирон и цесаревна в гостиной.

- Герцог, вы снизили подушную подать и повысили мне пансион, благодарю!

Бирон целует руку цесаревне:

- Государыня! Вы знаете, я всегда был рад вас видеть.

- Я знаю… Знаю, кому вы служили и кому ныне.

- Это упрек. И упрек звучит в ваших устах пленительно.

- Невольный. Простите!

- Я понимаю вас. Будь моя воля, я бы распорядился иначе

- Женили бы сына Петрушу на Анне Леопольдовне. И тогда ваше регентство было бы обосновано, по крайней мере.

Бирон вспыхивает:

- Как видите… Меня во всем винят, а власти у меня не было. Беззакония чинили сами русские. Сделать регентом принца Антона, отца младенца-императора, как поговаривают в гвардии, - это же смех! Потребуется еще один регент для управления государством. Ха-ха!

- Герцог, мне странно, что вы говорите со мной на эту тему. Вы же знаете, кто я.

- Очень хорошо. В гвардии поговаривают и о вас.

- Ах, вот в чем причина ваших визитов ко мне. Очевидно, вы говорили и с принцем.

- Не я. С принцем говорил Глава Тайной канцелярии Ушаков.

- А меня посетили вы. Скажите по чести, при чем тут я? За мной следят, я знаю. Вы хотите удостовериться в чем-то лично? Вы прямой человек, и я отвечу прямо.

- Да, я всегда говорю то, о чем думаю. У меня, как у пьяного, все на языке. Вам безусловно известно, что о вас поговаривают и в европейских странах.

- Зная французский язык, на балах мне приятно поболтать с маркизом Шетарди. Он бывает у меня, как и другие послы. Это свет. И я дочь Петра, самого великого монарха нашего времени.

- Веселая, легкомысленная, чья жизнь – непрерывное круженье в танце… Но ныне вы повзрослели, совмещая красоту Венеры с величием Минервы. Мне бы не позволили на вас жениться… Но вы можете осчастливить моего сына…

Цесаревна громко расхохоталась, слегка опомнившись, она поспешно проговорила:

- Простите! Все останется между нами.

- Почему вы рассмеялись?

- Никогда!

Бирон, взбешенный, выбегает вон из дворца цесаревны, за ним слуги с его шубой из медвежьей шкуры.

Лесток прибегает:

- Ваше высочество! Регент вышел от вас в такой растерянности, что даже забыл о шубе… А ведь поговаривают, что он задумал жениться на вас.

Цесаревна смеется:

- Всякие слухи пусть повторяют другие, Арман!

- А еще говорят, что Бирон решил вызвать из Киля «чертушку» Анны Иоанновны и извести Брауншвейгскую фамилию.

- Это уже серьезнее было бы, если б у него в голове не носились такие же бредни, как у Меншикова или Долгоруких, на которых они свихнулись и лишились всего.

- Как! Он открылся вам?

- Видит Бог, Бирон кончит тем же. Простирать временщикам руки до трона небезопасно.

- Он понял, что его подставили те, кто правил Россией и при Анне Иоанновне. Остерман на этот раз ошибся с выбором регента.

- Выбора не было. Анна Иоанновна, дочь больного отца, возвышенная начинаниями моего отца, не взлюбила его и меня с «чертушкой». Страха не одолел разум, вот и учинила глупость. Ну, что мне с ними делать?

- Это ясно.

- Только Бирон не та фигура, с которой я буду связывать свое имя.