Петр Киле - Восшествие цесаревны. Сюита из оперы или балета

Пьеро, не обращая внимания, где он находится, обходится с Коломбиной весьма немилосердно. Он занимается экзерсисами, вовлекая в свои упражнения Коломбину, которая держится деревянно, как кукла, впрочем, как и Пьеро.

За малейшие промахи Пьеро наотмашь бьет шпагой Коломбину по заду, что она выносит не то, что стоически, а без реакции, будто лишена чувствительности, то есть как кукла. Очевидно, привыкла, выработала форму внутренней самозащиты.

Лишь с приближением Арлекина она теряет самообладание и начинает хохотать, превращая истязание в площадную шутку, чего не выносит Пьеро и убегает, а Коломбина, смеясь и оживая, падает в объятия Арлекина, который красив и благороден.

Начинается танец-пляска влюбленных под звуки польки, какие выводит на своей скрипке Пьеро, стоя у окна спиной к танцующим, с упоением отдающихся любви.

Танец становится слишком откровенным, привлекая внимание публики. Граф Лесток выглядывает из-за жалюзи:

- Шарлотта! Ты теряешь голову! Угодишь в монастырь!

Продолжая пляску, Коломбина или Шарлотта:

- По крайней мере, безвинной там не окажусь. Такая страсть стоит монастыря. Да, я разве не в монастыре? Судьба такая! Россия – мой монастырь!

Граф Лесток, удаляясь:

- Не подходи ко мне!

Распрощавшись в слезах с Арлекином, Коломбина находит Пьеро у окна с его скрипкой.

Маски с изумлением:

- Так, это же великий князь с княгиней Екатериной Алексеевной!

- Но что они разыгрывают здесь, в садах Эдема, счастливейшие из смертных, под эгидою Венеры, ревнивой к красоте или уму принцессы, иль ее возлюбленного?

- Сойдет он за Пьеро или Петрушку, актера площадного на гуляньях, с гармошкой…

- А у этого-то скрипка!

Между тем в бальном зале Нарышкин, подменив танцмейстера, выстраивает 12 пар, очевидно, из самых искусных танцоров и дам, не из самых молодых и не из самых юных.

Музыканты приготовились и по знаку Нарышкина, который управлял как оркестром, так и ходом танца, заиграли. Среди зрителей в кресле сидела императрица, а за ее спиной стоял граф Разумовский.

Начал он с очень медленного, но притом исполненного прыжков англеза; потом перешел в польский, продолжавшийся чрезвычайно долго и с такими прыжками, что вынести, кажется, уже нельзя.

Тотчас по окончании польского составился новый танец, похожий несколько на штирийский; в нем опять страшно прыгали и делали разные весьма забавные фигуры.

Однако на этом не закончилось. Нарышкин поставил всех в общий круг, как делал некогда генерал Ягужинский, и предоставил своей даме начать род арлекинского танца, который все по порядку должны были повторять за ней, с тем чтобы кавалер следующей пары выдумывал что-нибудь новое, ближайший к нему также, и так далее до последней пары.

В числе многих выдумок были следующие: одна из дам, потанцевав несколько в кругу, обратилась к Нарышкину, поцеловала его и потом стащила ему на нос парик, что должны были повторить все кавалеры и дамы.

Нарышкин, играя роль генерала Ягужинского, стоял при этом так прямо и неподвижно, как стена, даже и тогда, когда его целовали дамы.

И тут начались представления. Одни, сделав перед избранной дамой глубокий реверанс, целовали ее; другие, протанцевав несколько раз в кругу, начинали пить за здоровье общества; третьи делали щелчки на воздух; четвертые вынимали среди круга табакерку и нюхали табак…

Нарышкин, заметив, как некоторые не участвовавшие в танце смеялись, когда в кругу целовали дам или когда дамы должны были целовать кавалеров, он вышел из круга и перецеловал всех зрительниц, которые, так неожиданно пойманные, уж не смели отказываться целовать его и других.

Нарышкин подошел к императрице с явным намерением и ее поцеловать. Елизавета Петровна поднялась ему навстречу и стянула ему парик на нос со словами, произнесенными вполголоса:

- Хорошо, быть вам обер-егермейстером, поскольку этой должностью тяготится граф Разумовский. Устраивайте танцы в лесах, целуя мертвых косулей и зайцев.

- Последний танец, с благодарением, прежде чем отправлюсь к косулям.

- Не прежде, как я переоденусь.

Бал продолжается.

Летний дворец. Вечер у императрицы во внутренних апартаментах, собственно в покоях графа Разумовского, где происходила большая игра. За накрытым столом кто-то ужинал. За отдельными столами шла игра. Завсегдатаями здесь были канцлер Бестужев и граф Лесток. Граф Алексей Разумовский, играя роль хлебосольного хозяина, выглядел весьма симпатично. Одеваясь, как все, по моде своего времени, с оттенками маскарада, он не пыжился, как важные вельможи, не кривлялся, как выскочки; легкий в движениях, он держался просто, смотрел бесхитростно, примечая все и нередко посмеиваясь добродушно.