Петр Павленко - Избранные киносценарии 1949—1950 гг.

Тот, надев очки, медленно читает про себя приказ.

Тикают большие настенные часы.

— Так… Спасибо… — говорит, наконец, Горовой, снимает очки и платком вытирает глаза.

— Ну вот! — удовлетворенно говорит Кравцов. — Главное — то приятно, что заслуженно. Ты, действительно, первый внедрил комбайн. А помнишь, — засмеялся он, — как здесь, на бюро, ты было уперся маленько… Мне, мол, лишней славы не надо, свою некуда девать.

— Все помню! — негромко отвечает старик.

— Ну вот! А слава опять к тебе… не отвертишься… Хорошая слава! — Он встает, смотрит на часы. — Ты с делом ко мне или так, мимоходом?

— С делом, Алексей Федорович!

— Ну, слушаю тебя…

Сидор Трофимович встает, набирает воздух в легкие, словно собирается нырнуть под воду, и выпаливает:

— Прошу освободить меня… от заведывания шахтой…

— Что?!

Кравцов от удивления даже замер на месте.

— Прошу освободить, — тихо повторил Горовой.

Кравцов подошел к нему и взглянул в лицо.

— Ты что… заболел? — участливо спросил он.

— Есть немного… Возраст… Но не в этом дело.

— А в чем же?!

— Не могу… Не годен я…

Кравцов медленно прошелся по кабинету и вдруг остановился перед стариком.

— Ты что, хитришь со мной или шутишь? — строго спросил он. — Или хныкать на старости лет вздумал? Ты руководитель большого дела, ты…

— Я уже… не руководитель, — не подымая глаз, тихо признается Сидор Трофимович.

— А это, — хватает Кравцов с дивана забытый Горовым приказ министра, — это… про кого?

— Не про меня…

— Да ты же хозяин передовой шахты?! Или нет?

— Нет. Был я. А теперь… теперь и хозяин, и душа шахты — главный инженер Андреев. Его и прошу назначить вместо меня.

Кравцов опять близко подходит к нему.

— А вы что, — тихо спрашивает он, — поссорились с Андреевым?

— Бог с тобой, Алексей Федорович!

— Так в чем же дело?

— Скажу.

И, тяжело опершись обеими руками о стол, он начинает:

— Я, Алексей Федорович, человек честный. И люди в Донбассе меня знают. Был я простой забойщик, тебе моя жизнь известна… Двинула меня вверх партия, я ей за это низко кланяюсь. Моя партия. Я ей верно служил. Ты и это знаешь.

— Знаю, старина, знаю… Ну?..

— Поставила партия меня, простого забойщика, управлять шахтой ровно двадцать лет тому назад… Я управлял… Как мог, со всею душою…

— И хорошо управлял!

— Не спорю. Старался. Образование я, конечно, не получил. Но шахту знал. Еще бы мне ее не знать! — усмехнулся он. — Знал. И был на месте. И все эти ордена и медали, — гордо поднял он голову, — я получил не зря. Не стыдно.

— Ну?

— И когда ты сказал мне: «Бери, старик, первый комбайн, дай ему путевку в жизнь», я хоть и поломался немного, а взял. И внедрил.

— За это тебе и слава…

— Да… А теперь на шахте нашей… четыре комбайна и один струг. Да углепогрузочные машины… Да горнопроходческие… И металлическое крепление… И тысячи тысяч сложнейших технических вопросов. Диспетчеры, энергетики, механики… машинисты… Как с кровлей в новых условиях, как проходку вести… А я? Кто я такой? Какие у меня знания? Знал я старую шахту, не спорю, досконально знал… А теперь шахта другая. Не шахта — завод, и для нее теперь большие инженеры требуются. На самое маленькое дело — и то надо инженера! А чтоб шахтой такой управлять… тут… тут моего ума нехватает… — И он опустил голову.

Долгая пауза.

— Та-ак! — грустно сказал Кравцов. — Значит, ты комбайн породил, а он тебя…

— Нет! — горячо воскликнул старик. — Нет, не убил! Ты этого не говори, Алексей Федорович! Не убил, а поднял, на большую высоту поднял, и с той высоты я себя и увидал. И понял. И без всякой обиды… как коммунист… прошу…

— Да-а… — задумчиво произнес Кравцов.

— Я бы мог прямо в комбинат, конечно. Но я к тебе, Алексей Федорович, как коммунист пришел. Я так понимаю: раз я коммунист, я должен быть как двигатель. А сейчас я — тормоз.

Кравцов вдруг подошел к старику и порывисто его обнял.

— Хороший ты человек, Сидор Трофимович! Что же нам теперь придумать?

— А я уже решил!

— Неужели на пенсию?

— Сохрани меня бог! — испугался Сидор Трофимович. — Да я с тоски помру! Нет, вы мне, если можно, молодежь доверьте — школу ФЗО. Я уж сумею рассказать ребятам, что значит учиться… Да и сам с ними поучусь!

— И правильно — сказал Кравцов, с любовью глядя на старика. — Товарищ Сталин как-то сказал: учиться и до ста лет не стыдно.

Яркий, солнечный летний день.

Москва. Кремль. Кабинет Л. П. Берия.