Уильям Шекспир: Зимняя сказка

Щекою льнуть к щеке, губами — в губы,

Смех похотливый вздохом прерывать?

Не может быть измена очевидней!

Друг к другу прижиматься потесней,

Чтоб ногу через ногу перекинуть,

Молить нетерпеливо небеса,

Чтоб утро ночью стало, час — мгновеньем,

При всех глазами предаваться блуду, —

И это — ничего? Тогда весь мир,

Весь мир — ничто, ничто — создатель мира,

Моя жена, Богемия — ничто!

Я сам — ничто, со всем, что есть под солнцем!

Мой государь, покуда время есть,

Гоните прочь болезненные мысли,

Таящие великую опасность.

Скажи, я прав?

Нет, нет, мой государь.

Нет, прав, ты лжешь, ты подло лжешь, Камилло!

Трусливый лжец, предатель двоедушный,

Чему служить ты хочешь — выбирай! —

Добру иль злу? Да если б кровь жены,

Как жизнь ее, была насквозь гнилою,

Она и часу жить бы не могла.

Но кто же заразил ее?

Король

Богемии. Да! Тот, кому на шею

Она, как шлюха, вешается нагло.

Имей я верных слуг, они бы сразу

Конец прелюбодейству положили.

Ты сам, мой кравчий, ты, моей рукой

Из нищего в вельможу превращенный,

Ты, видевший всю горечь мук моих,

Как только небо может видеть землю, —

Ты яду мог ему насыпать в чашу,

Убить его, но исцелить меня!

Мой государь, чтобы себя не выдать,

Я предпочел бы медленной отравой

Его сгубить. Но не могу поверить

В позор моей прекрасной госпожи,

Чья добродетель служит всем примером.

Я вас люблю…

На том умри, Камилло!

Ты думаешь, я так безумен, низок,

Что сам оклеветал свою супругу?

Что чистоту и белизну постели,

Хранившей сон мой, обратил я в грязь,

Покрыл крапивой, иглами, шипами,

Что сына кровь без смысла, без причины

Позорным обвиненьем обесчестил!

Настолько ль безрассуден я и слеп?

Не смею вам не верить, государь.

Я устраню богемца. Но надеюсь,

Когда его не станет, вы супруге

Свою любовь вернете? Ради сына!

Вы этим сразу пресечете сплетни

И клевету.

Такой совет, Камилло,

Мне по душе, я сам бы не хотел

Предать позор огласке.

Государь,

Пройдите в сад, явитесь к ним с приветом,

С улыбкой, как на пиршестве веселом,

И, видит бог: когда своей рукой

В его стакан я не насыплю яду,

Я недостоин вашего доверья!

Вот все, чего хотел я, — сделай это,

И я тебе полсердца отдаю,

Не сделаешь — твое я вырву сердце.

Клянусь вам, государь.

А я пойду

И притворюсь по твоему совету

Веселым и любезным.

(Уходит.)

Горе, горе!

Бедняжка королева! Что ж, Камилло,

Преступной воле кесаря покорствуй,

Преступником, убийцей подлым стань!

Меня за низость хочет он возвысить?

Да если б знал я тысячи имен,

Обретших славы блеск в цареубийстве,

Я и тогда бы этого не сделал.

Но нам не говорит о них ни мрамор,

Ни бронза, ни пергамент, их удел —

Бесславное забвенье. Нет, бежать!

Свершу злодейство — отомстит мне совесть,

Не совершу — мне отомстит король.

Благословенна будь моя звезда:

Идет король Богемии.

Входит Поликсен.

Как странно!

Сам убеждал и сам же обозлился.

Со мной — ни слова. — Добрый день, Камилло!

День добрый, государь.

Какие вести?

Что при дворе?

Покуда все — как было.

Король угрюм, как будто он лишился

Иль города, иль области любимой.

Мы встретились у выхода — я тотчас

Приветствовал его, но он безмолвно

Прошел вперед, не глядя на меня,

И, рот скривив презрительной усмешкой,

Как будто непосильную загадку

Мне предлагал.

Не смею знать причины.

Не смею? Знаю, но не смею знать?!

О, я прошу вас, будьте откровенны.

Иль то, что вам известно, не должны вы,

Не можете, не смеете сказать

И самому себе? Но в чем же дело?

Камилло! Вы меняетесь в лице,

И в нем, как в верном зеркале, я вижу

Ту перемену, что меня коснулась.

Да, есть недуг, который омрачает

Всех нас; его назвать я не могу;

И тот недуг от вас, король, исходит,

Хоть вы здоровы.

От меня? Недуг?