Леонид Филатов: Три мушкетера

Д’Артаньян.Дело в том, сударь, что мы только сегодня прибыли в Париж…

Планше.…и не успели облюбовать себе местечко на каком-нибудь постоялом дворе…

Бонасье.Ни слова больше! Я понял вас, господа! С этой минуты вы – гости этого дома!

А чтобы не показаться вам голословным, я сейчас же спущусь в подвал и захвачу оттуда несколько бутылочек превосходного божанси.

Планше.Вот это дело, господин Бонасье! Я, пожалуй, отправлюсь с вами. Может быть, вам придет в голову захватить с собой что-нибудь еще, а ведь у вас только две руки, не правда ли?

Бонасье.(Тускло.) Вы очень любезны, сударь!

Планше и господин Бонасье уходят, Констанция и д’Артаньян остаются одни.

Констанция.Ах как мне благодарить вас за то, что вы для меня сделали!

Д’Артаньян.Это я должен благодарить судьбу за то, что она послала мне встречу с вами!

Констанция.Да будет вам, сударь! Ведь вы же меня совсем не знаете! За время нашего знакомства мы не успели сказать друг другу и трех слов!

Д’Артаньян.С той минуты, как я вас увидел, только эти три слова и вертятся у меня на языке, сударыня!

Констанция.В таком случае, отчего бы вам не сказать их сейчас? Говорите же, я слушаю!

В ту самую минуту, когда д’Артаньян, казалось, уже собрался с духом, чтобы произнести заветные слова, появляются Планше и господин Бонасье, нагружен-ные бутылками и всяческой снедью. Сообразительный Планше вовремя замечает, что кое-кому их шумное появление пришлось некстати.

Планше. (Хлопает себя полбу.) Дьявол!

Бонасье.Что вы имеете в виду, любезный?

Планше.Сыр!

Бонасье.Сыр?

Планше.Сыр! Ну конечно же, сыр! Чудесный лимбургский сыр, мягкий, как воск, и желтенький, как июльское солнышко!

Бонасье.Не хотите ли вы сказать, любезный, что нам придется еще раз спуститься в подвал?

Планше.Именно это я и хочу сказать, господин Бонасье! Судите сами, ну какой же приличный ужин обходится без лимбургского сыра!

Планше и Бонасье уходят.

Констанция.Так на чем мы остановились, сударь? Помнится, вы обещали сказать мне три таинственных слова…

Д’Артаньян.(В смущении.) Честно говоря, со шпагой я управляюсь куда легче, чем со словами…

Констанция.Итак, насколько я понимаю, вы передумали выполнить обещанное?

Д’Артаньян.Я имел честь родиться в Гасконии, сударыня, а гасконцы, как известно, не бросают слов на ветер.

Констанция.Так говорите же, я слушаю!..

Едва д’Артаньян, поборов свое смущение, открывает рот, чтобы произнести требуемые слова, как снова появляются Планше и Бонасье; в руках у последнего тяжеленный круг лимбургского сыра, смахивающий на здоровенный мельничный жернов.

Планше.(Снова хлопает себя по лбу.) Дьявол!

Бонасье.(Опасливо.) На что это вы намекаете, любезный?

Планше.На каплуна, господин Бонасье! На того самого розового каплуна, которого мы оставили зябнуть в подвале! Бедняга, надо думать, весь покрылся пупырышками.

Бонасье.Означает ли это, что мы с вами должны опять вернуться в подвал?

Планше.(Твердо.) Означает, господин Бонасье, означает! Необходимо сейчас же доставить окоченевшего бедолагу на стол! Право же, здесь ему будет веселее…

Планше и Бонасье снова уходят.

Констанция.Ну так где же ваши три слова, сударь? О, да я вижу, вы просто струсили!

Д’Артаньян.Если бы вы были мужчиной, сударыня, я бы вам доказал, что гасконцам незнакомо чувство страха!

Констанция.Но я не мужчина, и потому вам придется воздержаться от подобных доказательств, сударь!

Д’Артаньян.Честное слово, я не хотел вас обидеть, я только хотел сказать…

Констанция.…три слова, не так ли?

Д’Артаньян.Именно так, сударыня!

(Дуэт Констанции и д’Артаньяна о любви с первого взгляда и о трех словах, без которых в любви, видимо, никак не обойтись.)

Появляются Планше и Бонасье, галантерейщик, отдуваясь, тащит огромного каплуна. Планше замечает, что разговор между д’Артаньяном и Констанцией достиг кульминационной точки, и поэтому тут же незамедлительно хлопает себя по лбу.

Планше.Дьявол!

Бонасье.(Агрессивно.) Что это вы зарядили трескать себя по лбу, любезный?

Планше.Гусиная печенка, господин Бонасье! Совсем выпала из головы эта гусиная печенка! А она такая славненькая, такая пряная, такая душистая, что без нее никакая закуска не полезет в горло!