Бернард Шоу: Человек и сверхчеловек

В философском представлении Дон Жуан — это человек, который превосходно умеет различать добро и зло и тем не менее подчиняется своим инстинктам, пренебрегая и писаными, и неписаными законами, и светскими, и церковными; вот он и вызывает горячую симпатию наших непокорных инстинктов (им лестен блеск, которым Дон Жуан их наделяет), хотя и вступает в роковой конфликт с существующими в обществе установлениями; ему приходится защищаться при помощи мошенничества и физической силы — столь же беззастенчиво, сколь фермер защищает свой урожай от грызунов. Первый Дон Жуан, изобретенный в начале XVI века испанским монахом, был — в соответствии со взглядами того времени — представлен врагом господа бога; приближение гнева господа чувствуется на протяжении всей драмы, с каждой минутой становясь все более грозным. Мы не волнуемся за Дон Жуана при появлении его мелких противников: он легко ускользает от властей, и мирских, и духовных; а когда возмущенный отец пытается своими силами — при помощи меча — добиться удовлетворения, Дон Жуан без труда его убивает. И только когда убиенный отец возвращается с небес в роли посланника божьего, приняв облик своей собственной статуи, ему удается взять верх над убийцей и ввергнуть его в ад. Мораль тут монашеская: раскайся и исправься ныне, ибо завтра может быть слишком поздно. Только в этом последнем вопросе Дон Жуан и проявляет скептицизм: в конечную неизбежность адских мук он искренне верит, а идет на риск лишь потому, что ему, человеку молодому, кажется, что времени в запасе предостаточно и раскаяние можно отложить, а пока — позабавиться вдосталь.

Но урок, который вознамерился преподать миру автор, редко совпадает с уроком, который миру угодно извлечь из его труда. Привлекает и восхищает нас в El Burlador de Sevilla [6] Севильский озорник ( исп. ) вовсе не призыв немедленно раскаяться, а героизм смельчака, отважившегося бросить вызов господу богу. От Прометея [7] Прометей — герой греческого мифа, похитивший с неба огонь и давший его людям; за это бог богов Зевс приковал его к скале, где коршун терзал его печень. до моего собственного Ученика дьявола такие смельчаки всегда становились любимцами публики. Дон Жуан стал всеобщим любимцем, и мир уже не мог допустить, чтобы он подвергся адским мукам. Во втором варианте пьесы мир сентиментально примирил его с господом и целое столетие требовал его канонизации, то есть обращался с Дон Жуаном, как английские журналисты обращались с Панчем, этим комическим противником богов. Дон Жуан Мольера [8] Мольер, Жан Батист (1622–1673) — французский комедиограф, создавший свой вариант сюжета о севильском обольстителе в комедии «Дон Жуан, или Каменный гость». — такой же нераскаявшийся грешник, как и исходный Дон Жуан, но по части набожности ему далеко до оригинала. Правда, он тоже предполагает раскаяться; но как он об этом говорит! «Oui, ma foi! il faut s'amender. Encore vingt ou trente ans de cette vie-ci, et puis nous songerons a nous» [9] Ей-богу, надо исправиться. Еще лет двадцать-тридцать поживем так, а потом и о душе подумаем ( франц. ) .

Следующий после Мольера — маэстро-чародей, гений и любимец гениев Моцарт, раскрывший дух героя в волшебных гармониях, сказочных звучаниях и в ликовании скачущих ритмов, похожих на летние молнии. Тут свобода в любви и морали изысканно насмешничает над рабским подчинением и интригует нас, привлекает, искушает, и непонятно каким образом поднимает героя вместе с враждебной ему статуей в сферы возвышенного, а жеманную дочь и ее чванливого возлюбленного — оставляет на посудной полке — пусть живут себе праведно до скончания века.

После этих вполне законченных произведений байроновский фрагмент не представляет интереса с точки зрения философской интерпретации. В этом смысле путешествующие распутники ничем не интереснее, чем матрос, у которого жена в каждом порту, а герой Байрона [10] Байрон, Джордж Гордон (1788–1824) — английский поэт-романтик, автор незаконченной поэмы «Дон Жуан», герой которой имеет мало общего с героем Тирсо де Молина, Мольера и Моцарта. — это, в конце концов, всего лишь путешествующий распутник. К тому же он глуп: он не говорит о себе со Сганарелем-Лепорелло [11] Сганарель — слуга Дон Жуана в комедии Мольера; Лепорелло — слуга Дон Жуана в опере Моцарта. или с отцами и братьями своих любовниц; в отличие от Казановы [12] Казанова, Джакомо (1725–1798) — итальянский авантюрист, описавший свои любовные похождения в «Мемуарах». , он далее не рассказывает своей биографии. По сути дела, он не настоящий Дон Жуан, ибо враг господа бога из него такой же, как из любого романтического повесы и искателя приключений. Будь мы с Вами на его месте — и в его возрасте, — мы тоже, может быть, пошли бы его путем; разве что Ваша разборчивость спасла бы Вас от императрицы Екатерины [13] Екатерина II (1729–1796) — императрица России; здесь намек на то, что она имела много фаворитов. . К философии Байрон был склонен так же мало, как Петр Великий. Оба они принадлежали к редкому и полезному, но малоинтересному типу энергичного гения, лишенного предрассудков и суеверий, свойственных его современникам. Происходящая от этого свобода мысли, не контролируемой совестью, сделала Байрона поэтом более смелым, чем Вордсворт [14] Вордсворт, Уильям (1770–1850) — английский поэт-романтик, отличался консерватизмом взглядов. , а Петра — царем более смелым, чем Георг III [15] Георг III (1738–1820) — король Англии с 1760 по 1820 г. . Но, поскольку их исключительность объяснялась не наличием, а отсутствием определенных качеств, она не помешала Петру оказаться чудовищным негодяем и сущим трусом и не помогла Байрону стать религиозной силой, подобной Шелли [16] Шелли, Перси Биши (1792–1822) — английский поэт; говоря о его «религиозной силе», Шоу, большой поклонник поэта, имеет в виду социалистические взгляды, которых придерживался Шелли. . Так что байроновский Дон Жуан не в счет. Последний настоящий Дон Жуан — моцартовский, ибо к тому времени, когда он достиг совершеннолетия, из-под пера Гете [17] Гете, Иоганн Вольфганг (1749–1832). — Шоу имеет здесь в виду вторую часть его драматической поэмы «Фауст». вышел кузен Дон Жуана — Фауст, который занял его место и продолжил его борьбу и его примирение с богами, но уже не в любовных играх, а в таких вопросах, как политика, искусство, проекты поднятия континентов со дна морского и признание принципа вечной женственности во вселенной. Фауст Гете и Дон Жуан Моцарта — вот последнее слово XVIII века о нашем предмете. И к тому времени, когда учтивые критики XIX века, игнорируя Уильяма Блейка с тем же легкомыслием, с каким в XVIII веке игнорировали Хогарта [18] Хогарт, Уильям (1697–1764) — английский художник, автор сатирических картин и гравюр, критиковавших нравы современников. , а в XVII — Беньяна, миновали период Диккенса — Маколея [19] Маколей, Томас Бабингтон (1800–1859) — английский историк, поэт, литературный критик и политический деятель, крупнейший представитель английского буржуазного либерализма. , Дюма — Гизо [20] Гизо, Франсуа (1787–1874) — французский историк и политический деятель буржуазно-либерального направления. и Стендаля — Мередита [21] Мередит, Джордж (1828–1909) — английский романист и поэт. — Тургенева и добрались до философских сочинений таких авторов, как Ибсен и Толстой, Дон Жуан сменил пол и превратился в Донну Хуану, которая вырвалась из Кукольного дома [22] …Донну Хуану, которая вырвалась из Кукольного дома… — Имеется в виду героиня пьесы Ибсена «Нора, или Кукольный дом», первый в европейской драматургии образ женщины, восставшей против подчиненного положения в семье. и, не довольствуясь ролью статистки в моралите, решительно превратилась в личность.