Юрий Поляков - Как боги. Семь пьес о любви

Здорово? А!?

Светлана. Не очень. «Словно куль»… Про героя так нельзя.

Федя. Сразу учительницу литературы видно! Можно… нельзя… В искусстве можно то, что нельзя, и нельзя то, что можно! Понятно?

Анна. А мне не нравится: «приняв в голову…» Это как?

Федя (подступая к ней). А ты, глупая королева, вообще заткнись!

Анна (отворачиваясь). Федя, ты хоть когда-нибудь моешься?

Федя. Нет. К немытым грязь жизни не пристает!

Евгения Петровна. Вот что, Федор, пошли-ка в ванную! Нехорошо: люди соберутся, а ты… Я тебе подарю Ванечкин спортивный костюм. Ему выдали, когда он в «Олимпийских резервах» тренировался.

Федя. Святая вы женщина, Евгения Петровна! Еще сто граммов, чтобы от мыла не сдохнуть! Умоляю вас, как мать героического сына!

Евгения Петровна. Ни капли, пока все не соберутся!

Федя. Нет, не святая…

Она силой уводит Федю. Анна и Светлана некоторое время молчат.

Светлана. Боже, что жизнь с людьми делает! Помнишь, Федька к нашему выпускному вечеру сочинил:

Анна (с усмешкой подхватывает).

Светлана. Если бы мне тогда сказали, что наш замечательный Федя станет алкоголиком и бомжем, никогда бы не поверила!

Анна. Знаешь, Свет, мне вообще иногда кажется, что жизнь — это просто какое-то специальное издевательство над мечтами. А разве можно поверить в то, что с Ванечкой случилось?

Светлана. Я и не верю.

Анна. Такого мальчика погубили, сволочи! Как мы все на тебя с Ванькой тогда смотрели, завидовали! Прямо Ромео и Джульетта. С первого класса. Слушай, Свет, колись: у тебя с Ванькой хоть что-нибудь было? Только честно! Помнишь, как мы в детстве говорили: соврешь — умрешь!

Светлана. Какая, Ань, теперь разница: было — не было. Через двадцать лет все теряет смысл, даже самое главное… А вот ты что-то, одноклассница, давно сюда не приходила?

Анна. Моталась, работала…

Светлана. Кем же может работать королева?

Анна. Как бы тебе попроще, отличница, объяснить. Если у женщины качественное тело, она может работать сопровождающим лицом. Поездила по миру. Потом замуж за одного мерзавца вышла…

Светлана. За мерзавца? Зачем?

Анна. Ну, не всем же, как тебе с Павликом, повезло! Мой, правда, тоже сначала ничего был: веселый, щедрый. Но мужиков запоминаешь не такими, какими они были в начале, а какими они стали в конце. А в конце все они сволочи! Ни одной юбки мимо не пропускал. Секс-коллекшн — называется…

Светлана. Ну и правильно, что ты его бросила!

Анна. Вообще-то все гораздо хреновей получилось: застукал меня с барменом. Ох, какой мальчик! Нос мне сломал, скотина!

Светлана. Бармен?

Анна. Да не бармен — мой дурак. Нет, ты подумай: когда он — это секс-коллекшн, а когда я чуть-чуть, с горя, — это уже измена. Мужской шовинизм! Пластику пришлось делать. Такие деньги отдала! Заодно нос подправила. Посмотри: лучше стало? (Предъявляет нос.)

Светлана. Совсем незаметно!

Анна. Вот за это с меня столько и слупили. Мой гад ни копейки не дал!

Светлана. Ну, хоть мир посмотрела!

Анна. А-а, везде одно и то же. Только деревья разные: там — пальмы, здесь — елки. Ты-то как?

Светлана. Нормально. Школа — семья. Семья — школа. Ученики ко мне ходят. Репетирую. Тем и кормимся. Вот еще Евгению Петровну навещаю. Помогаю, как умею. Ольга выросла…

Анна. Сколько ей?

Светлана. Двадцать. Сложный возраст…

Анна. Еще бы! Моему первому аборту тоже скоро двадцать. Как Павлик-то поживает? Когда ты его из Москвы сюда привезла, все просто отпали… Вот вам и Светка-тихоня!

Светлана. Не спрашивай! Сидел, сидел на своей кафедре и вдруг бизнесом занялся! На нашу голову. Занял денег. Теперь не знаю, что и делать!

Анна. Перемелется. Весь мир в долг живет. А Чермет… Он-то как?

Светлана. Что именно тебя интересует?

Анна. Женат, наверное? Пятеро детей. Богатые любят размножаться.

Светлана. По-моему, у него сын. Один. Но с женой, слышала, недавно развелся. Говорят, она с этим, взорванным Гуковским путалась.