Ванда Василевская - Бартош-Гловацкий

Жена старосты. Тем почетней будет победа!

Староста. Когда бы победа… Но военные судьбы неверны. Легко пану Костюшке (встает, подходит к окну)… Гляди, на розах в саду бутоны распускаются, сев идет… Веками стояла наша усадьба, веками предки мои этой землей владели… Кому терять нечего, тот легко на безумные дела идет.

Жена старосты. А кому бог много дал, с того много и спросит! Придется, сударь, письмо пану Костюшке слать.

Староста. Письмо?

Жена старосты. Что староста Шуйский, мол, наследный владыка жендовицких земель, встает по его призыву на защиту правого дела освобождения нации.

Староста. Рановато, сударыня… Что будет — неведомо. А спотыкнется пан Костюшко, с кого взыскивать станут — с Костюшки или со старосты Шуйского и его имений?

Жена старосты. Вы полагаете?

Староста. Не иначе… Тут большая рассудительность надобна… Костюшко же безрассудно поступает. Манифесты к мужикам выпускает… В Речи Посполитой спокон веков такой порядок установлен, что на войну шляхтич шел, хлопа же своего с собой брал для услуг, а то и для битвы, но своими крестьянами сам распоряжался. А тут…

Жена старосты. Меняются времена.

Староста. Вот то-то, что меняют их люди, не кто иной. Разжечь пожар легко, гасить трудно.

Жена старосты. Стало быть, ты, сударь, думаешь…

Староста. Ничего я не думаю. Разумно поступать надобно. Как знать, быть может Костюшко этот и вправду гений, каким его столь многие почитают? А тогда… Человек сейчас как между молотом и наковальней. Ни в ту, ни в другую сторону легкомысленно ввязываться не надлежит.

Жена старосты. И все же, сколь прекрасно было бы…

Староста. Прекрасно, прекрасно! Вот и теперь… приказ с каждой деревни по пять человек крестьян дать… А тут весна, сев, работа… Легко сказать, пять человек…

Жена старосты. И без них управятся.

Староста. Очень уж в тебе, сударыня, военный пыл велик!

Жена старосты. Как же мне, сударь, всем сердцем к правому делу не склоняться? Отпустите, сударь, этих пять человек к Костюшке?

Староста. Отпущу ли? Да ведомо ли тебе, сударыня, что рассказал Травинский, как само мужичье об этом манифесте поговаривает? И будто бы в некоторых краковских имениях случалось, что мужичье само дерзало бежать и к Костюшке пробираться. Стало быть, уж дело худо.

Жена старосты. Худо?

Староста. Ничего ты, сударыня, не понимаешь! Когда я сам своего мужика посылаю, то мужик мой и на войну идет, покорствуя моему приказу. Но сейчас их своя воля манит, за равных шляхте почитать себя хотят, самовольно своей жизнью распоряжаться.

Жена старосты. И следственно…

Староста. И следственно, мужиков послать придется. Очень уж близко до Кракова. Всякая весть на крыльях прилетит… Но я тебе, сударыня, скажу, что сие костюшковское восстание слишком революцией попахивает. Благородное оружие грубеет, попадая в руки черни.

Жена старосты. А все же, сударь, рассуждая здраво, лучше уж так, чем когда бы самому пришлось жену с детками по военной надобности покинуть.

Староста. Как знать, что лучше. Все от того зависит, как военные судьбы повернутся. Пан кастелян Дембовский, к примеру, тот открыто на сторону Костюшки становится. Как знать?

Жена старосты. А я, сударь, верю в наших мужиков, что выполнят свой долг. И бог поможет правому делу.

Староста. Долг мужиков работать в поле. Нечего их ради войны от плуга отрывать. Весьма опасаюсь, что и пан Костюшко сказками о братстве, свободе и равенстве отравлен…

Жена старосты. Все мы равны перед богом.

Староста. Перед богом, перед богом… Мужик должен знать свое место. А когда он прокламации Костюшки читать станет, у него легко и в голове перевернуться может.

Жена старосты. Да кто их станет читать! Мужик неграмотен…

Староста. Неграмотен, а черт его знает как все знает. Управляющий говорил мне…

Стук в дверь.

Входите!

Входит управляющий Травинский.

Староста. Ну, вот и он! Что же, Травинский, подумали вы, кого отобрать?

Травинский. Падаю к ногам вашей милости… Целую ручки, ясновельможная пани… Список сделан, соблаговолите кинуть взгляд.

Староста. Козяж… Мотыляк… гм… гм…

Травинский. Козяж, ваша милость, это тот…