Ванда Василевская - Бартош-Гловацкий

Капитан. Что? Что? Подумайте, Скуржевский! Поляки, а?

Второй пленный. Из-под Кракова мы.

Скуржевский. Поляки!

Первый пленный. Это уж… как считать… из-под Кракова мы, деревенские.

Капитан. Чудеса, сударь! Из-под Кракова, говоришь? И как же сюда попали?

Первый пленный. В рекруты нас, прошу прощения, ваша милость… В рекруты отдали. От Кракова нас гнали, и вот аж сюда…

Второй пленный. Мы мужики пана старосты Шуйского.

Капитан. Старосты Шуйского… ага, ага… Глядите-ка, сударь, чистый фарс… Император Наполеон за польское дело с австрийцами воюет, а пан староста подсылает на помощь австрийцам своих мужиков.

Скуржевский. Поляки! И лицо это мне откуда-то знакомо.

Капитан. Сочиняйте! Откуда бы столь хамское знакомство? Из-под Кракова… Что ж, сударь, влить в отряд! Будете служить в легионах генерала Домбровского, понятно?

Первый пленный. Слушаюсь, господин капитан.

Второй пленный. Покорнейше благодарим.

Капитан. Отвести!

Двое пленных выходят с офицером.

А ты что стоишь?

Третий пленный. Я…

Капитан. Ну, что такое? Фамилия?

Третий пленный. Войцех Бартош…

Скуржевский. Господин капитан! Войцех Бартош! Я же говорил! Дорогой мой Гловацкий! Хорунжий Костюшки, боже мой!

Бартош. Да… с паном Костюшкой…

Скуржевский. Ради бога, каким же образом теперь здесь? Гловацкий! Подумать только!

Бартош. Пан староста Шуйский отдал… в солдаты!

Скуржевский. Господин капитан! Быть этого не может! Хорунжий! Господин капитан!

Капитан. Что ты, сударь, кричишь? Хорунжий так хорунжий… Вели там дать ему мундир. Потом разберемся, как там с этим чином.

Скуржевский. Брат! Опять, как бывало под Рацлавицами, вместе в одних рядах! Будем служить высокому делу, нести жизнь на алтарь отчизны, как должно сыну польской земли!

Бартош. Под Рацлавицами… Да, под Рацлавицами… Созвали к усадьбе народ из деревни, целую кучу… Пан Травинский, управляющий, сам считал палки… И в рекруты… Гнали нас далеко… через страшные горы гнали в том австрийском войске… Сухой хлеб ели, ветер по ночам дул на тех вершинах чистым льдом… Через реки гнали, в быстрое теченье…

Капитан. Что ты мне тут… романы какие-то?

Скуржевский. Господин капитан… это ж Гловацкий!..

Капитан. Эх…

Бартош. А потом уж тут… под пули шли, по приказу… Наконец того, слышим, — свои…

Скуржевский. Свои, брат, свои! Конец твоей муке — служить врагу и захватчику! Под командой генерала Домбровского новый путь вместе с нами начнешь! Из-под итальянского неба к свободной отчизне, к своей земле пробиваться!

Бартош. К своей земле?

Скуржевский. А как же! Генерал ведет нас в Польшу! В Польшу наш славный почетный путь. Брат! К своей земле!

Бартош. Где она эта своя земля? Я мужик…

Скуржевский. Все равно, в каком кто сословии родился! Всякий должен подставлять грудь за родину, всякому из нас она родная мать!

Бартош. Меня эта мать наградила палками у крыльца пана старосты и погнала в австрийское войско…

Скуржевский. Горечь говорит вашими устами, и горечь темнит ваш ум! Вспомните слова Костюшки!

Бартош. Конечно, красиво говорил пан Костюшко, ох, как красиво! Да только вышло-то иначе. Пан Костюшко еще в поле был, а паны уже опять гнали мужика на барщину, опять свистел кнут управляющего… как и раньше.

Скуржевский. Вас, может, и вправду обидели… Однако вся нация…

Бартош. Какая же это вся нация? Когда мы стояли под Рацлавицами, паны, шляхта еще до первых выстрелов удирали, только пыль столбом! Все бросили, нас с косами под пушками бросили, а сами неслись куда глаза глядят. Ни один из ясновельможных, что служил в национальной кавалерии, не остался на поле! Все бежали в Краков свою шкуру спасать… А другие дома сидели, царских офицеров хлебом-солью встречали… Так кто же это вся нация? Тот, кто все бросал, шкуру спасая, или тот, кто погибал в бою?

Капитан. Довольно болтовни! Любезный Скуржевский, что ты тут фамильярничаешь! Только время терять!

Скуржевский. Костюшко…

Капитан. Фантазер он был, ваш Костюшко, и вы с ним вместе, хотя офицер вы и изрядный, сударь. Только эти якобинские мечтания пора из головы выбросить. Ну, вот что, отправляйся за мундиром! Сейчас выступаем.