Ульяна Гицарева - Хач

Тамаз.А теперь свобода. Теперь нада показать, что границу хорошо охраняют, нада ловить кого-то. Сегодня русский на границе стоит, он мотоцикл не пустил. Ты когда побежал, он сказал: «В седле, в колесах… везде наркота». Весь мотоцикл поломал, наркотик не нашел. А раз поломал ни за что, он мне целый мотоцикл должен. А у него нету, вот он порошок и подкинул. Я говорю: «Отпусти, брат, пока никто видит. Ты наврал, я прощу тебя, денег дам, только пусти. Тут же братья у меня, все… вся Абхазия, все узнают. Обида будет». Он говорит: «Беги, пока не видят. А увидят – я в тебя стреляю. Не сердись». Я и побежал.

Мансур.А может, ты сейчас соврал? А может, был наркота? А может это твоя семья порошок подкинул, чтобы ты его в покрышка пронес через граница?

Тамаз.Ты заткнись, а? Это семья! Не мог абхаз абхаза подставить! Я видел, это пограничника порошок.

Мансур.А может не семья подставить? Может, ты сам?

Тамаз.Ты сдурел? Меня замели, тебя замели. Зачем мне так?

Мансур.Не знаю.

Тамаз.Я же сейчас больше тебя рисковал. Я ж вперед тебя пропустил и сказал: беги. А если думаешь, я тебя бы тут кинул, то ты… ты… вообще… пес…

Мансур.Ладно, ладно. Я верю тебе, брат… Деньги он все взял?

Тамаз.Взял. Карманы выверну, хочешь?

Мансур.Выверни… Да, вижу, вижу. Убери.

Освещается небо, слышен звук выстрелов. Мансур и Тамаз прижимаются к стенкам ямы, задыхаясь от страха. Вдали раздаются крики большой толпы.

Прощай, Тамаз. Прости меня, не верил тебе!

Тамаз.Прощай, брат.

Еще один залп, и черном окошке неба над ямой вздымаются огни фейерверка.

Мансур.Тамаз, это не стреляют! Это ферверк! Фер-верк! Праздник! В Сочи праздник! Это не нас убивать!

Они сползают по стенкам на землю, закрывают головы руками, молчат какое-то время.

Тамаз.Так нельзя. Нада петь.

Мансур.Не нада петь, услышат, на граница за наркотики заберут.

Тамаз.Нада петь песню ранения. Когда абхаза ранят пулей, и ему нада вынуть ее кинжалом, ему нада петь песню ранения – и боли нет, страха нет.

Мансур.Я не знаю такая песня.

Тамаз.И я не знаю.

Мансур.А кто знает?

Тамаз.Невеста моя знала. А теперь никто не знает.

Мансур.Как никто? Невеста есть.

Тамаз.Нет уже невеста.

Мансур.Как нет? Ты говорил есть. Врал?

Тамаз.Врал.

Мансур.Зачем так?

Тамаз.Так веселее.

Мансур.А где невеста?

Тамаз.В Россию уехала, работать, и нет больше. В тюрьме, наверно. Или убили.

Мансур.Ну ты… (Пауза.) А крест она тебе дарила?

Тамаз.Нет, это я ей дарил. Хотел подарок сделать. Денег нет. А в Пицунда много людей гулять, купаться приезжают. Я там ходил, искал, может, в галька потеряет кто кольцо. Жениться хотел, предложение делать. А нет кольца. Нашел крест на цепочка. Подарил ей, сказал: «Носи так, потом отнесем кузнецу, расплавим, кольцо будет». Она прятала, но носила. А денег все нет, ее в Россию отправили работать. Мы прощались. Она говорит: «Нечего подарить на память тебе. Вот я крест носила, теперь ты носи». И уехала. Больше пяти лет нет.

Мансур.Может, хорошо все, может, русский нашла, вот и пропала.

Тамаз.Нет, она б родителям сказал. А так, значит, совсем нет.

Мансур.А может вас Аллах за крест наказал?

Тамаз.Это жизнь, ты Аллах не поминай. Ну… пошли? Нада через Сочи за ночь пройти, а потом дальше.

Мансур.Так ты домой не идешь?

Тамаз.Как домой идти? Мотоцикл пропал, денег нет. Домой идти, их еду есть, не пойду. Нада работать.

Мансур.Подсадишь? Я падал, руку поранил. Сам не вылезу.

Первый– второе лицо единственного числа.

Второй– дедушка первого.

Первый.Ты же на границе служил?

Второй.Так точно, на советско-турецкой, с тысяча девятьсот пятидесятого по пятьдесят третий год. И отмечаю это до сих пор каждый год в День пограничника. И между прочим, если меня с этим днем не поздравляют, считаю сие личным оскорблением.

Первый.Извини.

Второй.Извиню.

Первый.Ты считаешь себя националистом?

Второй.Безусловно, нет. Я просто терпеть не могу черных.

Первый.Но в Советском Союзе в тебе же должны были воспитать толерантность?