Как часто он задумывался в жизни – за что ему выпала такая участь, что он делал не так, кто виноват и что послужило источником бед? Почему именно ему, который не мыслил себя без кисти и карандаша, без цвета и формы, без любой работы, связанной с творчеством, надо было ослепнуть?
Да, ему приходили в голову страшные мысли о такой же жизни, какой жил Силоам до прозрения. Он верил и не верил в чудо одновременно, искал зацепки в поведении и словах Иисуса и Силоама, мучил себя догадками, просил и молился по ночам. И только тогда, когда прекратил ждать чуда, когда принял безропотно слепоту как великую Божью милость продолжения жизни, только тогда к нему пришло внутреннее зрение и творческое озарение небывалой силы. И если раньше он работал, чтобы жить, то теперь жил, чтобы работать. Темнота расширяла до безграничности его творческое пространство, заставляла работать память, подсознание, все органы чувств, закаляла волю, обостряла работу души и тренировала его тело. Такой творческой свободы он не имел никогда в зрячей жизни. Его мировосприятие пополнилось таким багажом чувств и познаний, которые он не приобрёл бы до конца своей жизни, будь он зрячим.
Теперь он видел и замечал то, на что не обращают внимания многие в суетной обыденной жизни. Слепота, оказывается, живёт не в глазах, она поселяется в сознании, в душевной пустоте, в бездуховности никчёмной жизни. Много таких «слепых» фарисеев повидал он на своём веку. Есть день и ночь, есть свет и тьма, добро и зло, и всё это присутствует в природе и в человеке в той же мере и пропорции. К чему будешь стремиться, то и победит в тебе, то и получишь сполна.
– Ну, вот и наступило «завтра», – сказал Олег и стал собираться на Пушкинский пробег, предвкушая свой последующий 27 пробег, посвящённый 70-летию снятия блокады Ленинграда, который был для него самым важным, так как он отдавал дань памяти родному городу, матери, отцу и всем, кто погиб и выжил в этой жестокой войне.
На выходе из метро «Технологическая» он был чуть раньше десяти утра. Незнакомый лидер сразу к нему подошёл. Они познакомились, объяснились и, подождав Николая, вместе прошли до Олимпийского переулка, где уже стояли автобусы для переодевания, которые приедут за ними на обозначенный финиш. Настроение было отличное – Валюша сегодня будет дома, все дела выполнил, на пробеге с другом, впереди столько творческих замыслов и интересных встреч! Стартовое напряжение бодрило и радовало всех. Вокруг чувствовался здоровый ажиотаж, спортивное нетерпение и энергетический подъём.
После стартового выстрела начался городской пробег. С Николаем бежать было хорошо и надёжно, хотя временами Олегу хотелось ускорить бег. Они были связаны не только одной петелькой между собой, они были связаны настоящей мужской дружбой. Вокруг слышны были голоса и дыхание бегущих, что так нравилось Олегу, который становился частью бурлящего живого потока, подчинённого единой цели – движению вперёд. Трасса пролегала от Олимпийского переулка по Фонтанке до Аничкова моста, а оттуда до Дворцовой площади. Болельщиков Олег вообще не слышал во время бега. Такой поддержки огромного количества болельщиков, как в Америке, в России он не встречал. Но не это было главное.
Во время бега он постоянно что-то фантазировал и выстраивал в голове. Может быть, движение давало ему такой импульс или его творческая натура не знала покоя, он не знал. Вот и сейчас в его голове крутились монологи для людей и любимого города, в котором он растворился давно со своей судьбой, прошлым, настоящим и будущим, которое жило в нём, волнуя воображение:
«Я так давно живу в чёрном космосе, без всяких границ и опор. Я словно случайно залетевшая раненая птица, которой вокруг чудятся чужеродные инопланетяне и бездушные роботы. За что держаться, куда приземлиться, кому довериться в этом неосязаемом пространстве?
А если солнце не станет светить в полную силу? Или Земля изменит свой центр тяжести из-за агрессивного вмешательства в её недра? Тогда наш мир может стать другим. Вдруг придётся привыкать к темноте или к ослепительному свету, от которого тоже слепнут? Живут же в полной темноте без глаз пещерные жуки, степные зверъки-«слепыши», белые муравьи в древесных материалах. А нам дан разум и душа!
Наши глаза теряют силу. Медленно и верно, с каким-то непонятным упорством человек убивает себя войнами и техническим прогрессом, лишая своих детей полноценного зрения. Наше слабое зрение генетически передаётся потомству, которое теряет его ещё больше из-за нерадивой цивилизации, убивающей природное естество, сокращая жизни и оставляя ещё меньший процент зрения своим детям. Посмотрите, сколько детей ходят в очках! Разве так было раньше? Наши далёкие предки жили более половины суток в сумерках и темноте, что сохраняло им зоркость.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу