Соломон Барт: Стихотворения. 1915-1940 Проза. Письма Собрание сочинений

Здесь, по пути, на этом ложе —
В объятьи трепетном земном —
О, как мучительно мы схожи
С великим солнечным огнем!

Я вновь у запертых дверей
Стучусь к Тебе. Стучуся к Ней.
И Ты — Она… И ты лишь бред,
Пороши дым, пороши след…

Что жизнь? Узорчатый платок,
Судьбы завеса и замок.
Зачем легка, зачем светла?
И дышит, дышит смерти мгла.

И как развеять эту муть,
Понять молчанье, ночь, и путь,
И ход звезды, и крови бег,
И вскрики сердца в сон и в снег?

Прорывы туч… Осколки дня…
О, ветер, ветер, жизнь моя!

Давно иссяк. Давно устал
Угрюмый ветхий дом.
И кто б ни шел, идет вдвоем,
Входя в померкший зал.

И стол, и жестких стульев ряд
Косятся в зеркала.
И по углам судьбы метла
Сметает сор утрат.

Уж снова ночь. За тишиной
Растерт безликий гул.
Ты только тень. Зачем на стул
Садишься предо мной?

О чем молчишь? Зачем темно?
Что слышим? Что поймем?
Вот дрогнул ночи водоем.
Вот заглянул в окно.

Окно дрожит… Рванулось ввысь…
Летит… весь дом летит…
Чей это крик? Чей с гулких плит
Безумный крик: очнись?

Чей это конь умчался вскачь?
Так дайте ж свет скорей!
И бег в свечах… И стук дверей…
И плач, и плач, и плач…

Давно, давно в беспамятстве, в болезни
Иль в детства тихой сонной полумгле,
Меня пронзили звуки вещей песни,
С тех пор неповторимой на земле.

Я к ней тянулся шепотом, дыханьем,
Вникал в шаги стихии огневой
И замирал, во тьме, пред вражьим станом,
Уму непостижимой полнотой.

И помню я, как отлетела крыша,
Раздались стены и взметнулся пол,
И как впервые в небе я услышал
Огромных звезд таинственный раскол.

Шел спор великий, в вечности единый,
Торжественно невозмутим и строг.
И в населенной числами пустыне
Кружил в пространстве непомерном Бог.

А сердце человечье трепетало,
Свой ломкий ритм сверяя с глубиной,
И шло, и тяжко шло из горсти малой
Своей земли на звездный водопой.

И стала жизнь моя воспоминаньем.
Темно очам от пламени в груди…
На рубеже каком — о тайна грани! —
Мне мысль — свое безумье приютить.

Еще вчера я был безумным
И шел неведомо куда…
Привет отверженным и чумным
И не любимым никогда.

Пусть правит жизнью боль земная:
Кто голоден и кто влюблен, —
Есть тихий цвет, что, зацветая,
Роняет лепестковый звон.

Над каждым сердцем этот лепет…
Еще вчера я шел туда,
Где любят ночь, и смерть, и пепел,
И не любимых никогда.

Сжиматься, молчать по ночам —
Это всё, что еще возможно.
Долог счет — по мертвым часам
Считать свой день острожный.

Все пути заслоняет стена,
Все мечты заслоняет опыт,
Только зуд, только блуд — семена
Людской похотливой злобы.

И всходит в своей вышине
По утрам заря золотая,
На страшной моей глубине
Только смерть озаряя.

Ты меня задушишь, день весенний!
Опрокинут в небо — я лечу
Из тяжелой волоокой лени
В синюю воздушную парчу.

Многошумный, гулкий лет апреля,
День единый в яром ветре дней,
Ты меня задушишь жаждой хмеля,
Густотой и тугостью твоей.

Выше! Круче! Кто дышать умеет?
Кто умеет грудью брать ветра?
Слышу: щеки и глаза твердеют:
Нарастает звонкая кора.

Восходит в ночь душа моя.
Мысль холодна, светла, спокойна,
И сердце тишины достойно,
Не ненавидя, не любя.

О, ночь! О, непомерный круг
Шагов… Прозрачный шаг стихии.
Всё тише рокоты глухие,
В душе рождая вещий звук.

Расти, душа! Твой тайный день
Овеян мглою тьмы и света.
Твоим бессмертием одета
Земная тающая сень.

В тонкую кожу обута нога:
Смерти и ласки знобящая смежность.
В сердце зажатая радость строга.
Злая, змеиная, мудрая нежность,