Дмитрий Кимельфельд - В те времена

Не пойму, ребята, не пойму,
Перед кем роняем мы престиж?
Как же так, на родине Муму
Нету корифеев горных лыж?!

И ликуют, видя наш застой,
Буржуазные лишенцы и лишенки…
Где же горнолыжный наш Толстой?!
Где слаломные наши Евтушенки?!

Вот смотрю я телик, матерясь:
Снова наши дуют. Анекдот!
А Суворов в Альпах — русский князь! —
Ездил на заду, как патриот!
А теперь жидки и немчура
Перед нами снеги колупают…
Где же скоростные Блюхера?!
Где утоп слаломный наш Чапаев?!

Плохо проверяют матерьял,
Коль на лыжах портят борозду.
— Тот не русский, — Гоголь повторял, —
Кто не любит быструю езду.
Русский дух враги загнали в щель,
Водят как детей нас вокруг пальца…
Где же горнолыжный наш Кощей?!
Кто побил нам слаломные яйца?!

Станиславский дока был из док —
«Я не верю!» — рыкал, как в бреду,
В смысле, чтоб умел любой ездок
Перевоплощаться на ходу.
Ну, а наших гнут, как каучук,
Все таланты, пиявки, отсосали…
Где же скоростной наш Бондарчук?!
Где же горнолыжный наш Сусанин?!

Надо срочно что-то предпринять,
Тронуть государственный запас:
Сахарова можно променять
На специалистов горных трасс.
Но бунтарский дух, гляжу, закис.
Мало вас мы, фрайеров, давили!..
Где ж Лаврентии Палыч — слаломист?!
Где застрял наш горный Джугашвили?..

Июльским утром у реки
Собрались наши мужики —
Сыграть партейку в городки
И принять дозу,
Но тут глядим — пылится шлях,
И прет на личных «Жигулях»
Наш председатель, некто Лях,
И сразу — в позу.
Он здесь чужак, полячишко дотошный,
Перед начальством мечет он икру,
Ему плевать на спорт наш городошный —
Простую нашу русскую игру.

Кричит: «Вы, сукины сыны,
Здесь протираете штаны!
Мы ж государству сдать должны
Излишки мигом!
А вам на это наплевать,
А чтоб за хлеб повоевать —
Так это фигу!»
В душе мы с ним, конечно, согласились:
В разгар страды — грех на душу берём…
Но если б мы с утра не похмелились —
Ходить бы ему, гаду, с фонарём!

Наш сторож Гриша Пиночет, Философ и авторитет
(За что и получил впослед
Такое имя),
Взял власть за тощие грудки
И задышал ему в очки:
«Усвой, католик, — городки
Для нас святыня,
Не порть нам, дядя, шарм и панораму,
Не раздражай нас скудостью ума:
Мы выполним аграрную программу
И хлеб сдадим державе в закрома.»

А зоотехник Михаил
Ему сто семьдесят налил,
И сам до дна опорожнил
Свою поллитру:
«Чтоб урожаи как след сберечь,
Прошу, — грит, — Вас не пренебречь —
Давай хлебнем за Вашу Речь
За Посполиту.
Ты нам родня и враг татарам крымским,
Своё ещё мы скажем на полях,
А что поляк теперь стал Папой Римским
Так и Бжезинский тоже ведь поляк.»

Тут председатель осерчал
Так, что стакан не замечал,
Ногами топал и кричал,
Мол, — ух ты, ах ты!
Меня Михей толкает в бок:
— Гляди, как бьётся, голубок!
Видать и впрямь, не дай нам Бог
Связаться с шляхтой!
У них там в Гданьске нынче забастовки
За сахар и за новый профсоюз,
Так что, братки, без третьей поллитровки
Решить я это дело не берусь.

Поляк заныл: «Колхоз, народ…!» —
Нас на сознательность берёт,
А сам не курит и не пьёт,
И спорт не любит…
Ну, так и лезет на рожон,
Не может он понять, пижон:
Мы ж городками бережём
Колхозный рубль!
Мы в городки куём своё здоровье,
И нервы наши, как всегда, крепки.
А вот у них там смута с малокровьем, —
Поскольку Польше чужды городки.

Тут я взял слово и сказал:
«Братва, пора кончать базар,
Не тратьте попусту накал
И пыл, однако.
Мы всё же ценим их страну, —
Ведь помогали нам в войну
Четыре их танкиста, ну,
И их собака.
Ты, председатель, погоди, не кисни,
Нам трудности и смуты — пустяки.
Ведь оттого и танки наши быстры,
Что весь народ играет в городки!

Сейчас партейку мы родим
И выйдем в поле, как один,
На поруганье не дадим —
Мы ж солидарны…
Кто врёт, что подвиги редки, —
Готовь для сахара кульки,
Мы перейдём на буряки
И скипидары.

Ответим дружно картеровской своре:
У дядь из НАТО руки коротки!
И вскоре все в Варшавском Договоре
Как пить дать, заиграют в городки!

О Моне Лизе зная понаслышке,
С чужих и даже неприличных слов,
С младых ногтей любили мы, мальчишки,
Одну простую девушку с веслом.