Дмитрий Кимельфельд - В те времена

Словом, я протёр гляделки
И пришельца двинул в бок:
«Все. Сажай меня в тарелку
И вези обратно в док!
Как меня порядок будущий потряс —
Пусть узнает весь родной рабочий класс!»
…Так живи, земля родная.
Множь красу свою и новь!
Не напрасно мы страдаем
И чернилом портим кровь!
Чтоб яснели горизонт и окоём —
Покуём ещё, ребята, покуём!

Ну, в том, что я — красавец, уже сомнений нет:
Я затмеваю всех, кто дышит возле.
Один известный скульптор ваял с меня портрет
В роденовской (весьма нескромной) позе.
Размноженные в гипсе достоинства мои
На слабый пол эффект производили
Такой, что парикмахерши, забывшись от любви,
Своим клиентам даже спины брили.
Любовь меня настигла весеннею порой:
В картинной галерее встретив Зосю,
Я понял: вдохновленный груди ее игрой
Писал «Девятый вал» сам Айвазовский.
Когда определился ее потенциал, —
На танцах, после праздничной получки, —
Я ощутил волнение, которого не знал
Балакирев со всей «Могучей кучкой»!
Два дня я был в ударе и сторонился дел,
От зосиной фигуры холодея.
И зов далеких предков в груди ее гудел,
Как амперметр у Майкла Фарадея.
Я ринулся в атаку и завязал бои
На самых близких подступах к интиму.
Но Зося обуздала достоинства мои,
Как комсомол Нурекскую плотину!
Зачем же нас морочат и в театре, и в кино,
Что женщина у нас венец природы?!
Изобразить их чувства искусству не дано,
Хотя оно принадлежит народу!
Ее моральный облик настолько огрубел
Под веяньем дремучего инстинкта,
Что через две недели сбежал я по трубе,
Как местные евреи в Палестину.
Их страшному коварству нет края и конца!
И мне, клянусь, товарищи и друга,
Понятны эти греки, которые в сердцах
Своей Венере обломали руки!

Вот по-французски женщина — «бабьё».
Звучит и одевается красиво…
А кухня, а манеры, а белье — ё!..
Опять же, в результате — перспектива!

Припев:
Эх, Запад! Не пот, а запах!
Не женщины, а сказки братьев Гримм!
«Мартини», бикини-мини
И наслажденье вечное, как Рим…

А что у наших? Где глянешь — там дефект,
А во-вторых — село, провинциалки:
Чуть-чуть повыше юбок интеллект…
Ну где ж тут справедливость, елки-палки?!

Припев.

У ихних мужиков — ситроен-бенц,
А брюки, а рубашка типа батон!
Се ля ви, как сказал их Джоуль-Ленц…
И я сказал бы — мне б его зарплату!

Припев.

А по секрету — так они ж не пьют:
Сидят весь вечер, дудлят полстакана!
Ну, правда, закусоны там дают —
Кальмары, жабы — прямо с океана!..

Припев.

Вот я и предлагаю: нас — туда,
Чтоб злачные места их загрузили,
А их — сюда! В объятья наших дам, —
На страх всей мировой буржуазии!

Припев.

Ты шницель жрешь… А у меня жена
Ушла намедни к негру-эфиёпу!..
Душа горит!.. Дай рубль, старина!
Ну, три копейки — на стакан с сиропом!..

Припев.

Мне сказала мать моей жены:
«Теодор, не ползайте по полу!
Вы забыли, видно, что должны
Отвести ребенка утром в школу!»
А жена сказала: «Привыкай!
И не делай из себя цунами!
Даже сам товарищ Курт Вальдхайм
Объявил, что этот год за нами!»

Эх, не допели мы и не допили,
А гастрономы закрываются уже.
И, как сказал мне Вася, — заменили
На метро букву «М» буквой «Ж»!

Ну, пришел я выпивши вчера,
*Так супруга обошлась сурово:
За дверьми держала до утра —
Заставляла петь под Антонова!*
Да, теперь от баб покоя нет, —
Ведь они народ такой настырный:
Письма шлют в Госкинокомитет,
Чтоб во всех кино снимался Штирлиц!

Бабы собираются в стада,
Даже коллективно ходят в баню…
Вспомнят, как сожгли их Жанну Д Арк, —
Могут с нами сделать икебану!
Мужики! Я, думая о вас,
Принял обращение к народам —
Чтоб хотя б в получку и в аванс
Этот год остался нашим годом!

Но с тем ООНом спорить бесполезно —
И у него, видать, все бабы на уме…
Мне это надоело до зарезу:
Сегодня ночью на метро залезу
И снова там поставлю букву «М»!

Эх, не допели мы и не допили,
А скоро ли еще придется пить!
Ведь по секрету Васе сообщили,
Что могут год непьющих объявить!