Как вернется, так вечер целый
Чертит, чертит на схемах стрелы;
Схемы разные, стрелы разные,
А глаза всю неделю красные.
Даже вы, бывало, раз нужно,
Прикусив язык, не дыша,
Обводили те стрелы мужние
Тушью после карандаша.
Кое-кто сомневался — где ему!
Но у мужа характер твердый:
Трижды резался в академию —
Все же выдержал на четвертый;
Это было в тот месяц самый,
Когда дочка родилась ваша,
И Иван Степаныч — упрямый —
В вашу честь назвал ее Машей.
И вам стало жаль, что в двадцатом,
Когда первенца вы рожали,
То зачем-то грозно Маратом,
А не Ваней его назвали.
Академия, академия!
Горы книг, до утра сидения,
Для мужей на всю жизнь наука,
А для жен — по мукам хождение, —
Легче бы уж просто разлука!
Выпуск — праздник! Вдвоем — по Волге.
В Сочи — месяц! В Крыму — неделя!
Отдыхали так, чтоб надолго,
Словно в воду оба глядели.
Как вернулись — пошло, поехало —
Назначения, перемещения…
И винить-то, главное, некого —
Не попросит никто прощения!
Не родные вас замуж выдали —
Вы судьбу себе сами выбрали:
Жизнь не райскую и не адскую,
Посредине как раз — солдатскую.
Где вы только с ним не служили,
За собой детей перетаскивая!
Все места показать, где жили, —
Надо к карте вставать с указкою.
Под Чимкентом в тифу лежали.
Под Читой в третий раз рожали…
Умер сын… То ли врач был молод,
То ли в сопках — под сорок холод,
То ли тряской была дорога…
Сами выжили — слава богу!
Целый месяц, пока лечили,
Ждали, что доктора присудят,
И свой приговор получили:
Двое есть, а больше не будет.
К той поре уж вы постепенно
От себя все реже скрывали,
Что особые перемены
В вашей жизни будут едва ли
И что, странствуя по Союзу
Всей семьей по военным литерам,
Вам уже не закончить вуза,
И заочно даже не вытянуть,
Уж не стать той, себе обещанной
В двадцать лет, идеальной женщиной,
Что вам в жизни порой встречаются,
А у вас вот не получается…
Говорят — неглупая, умная,
Говорят — на подъем легка…
А не все, что в двадцать задумано.
Исполняется к сорока.
Словно плот по течению тащит —
Переезды, семья, детишки…
И бывает так много чаще,
Чем в прочитанных вами книжках.
Да, вы высших школ не кончали,
Но прошли, несмотря на это,
Свои радости и печали —
Свои собственные университеты.
Не одним стиральным, обеденным —
Вековым наукам домашним, —
Научились вы сердцеведенью,
Жизь прожив рядом с мужем вашим.
И когда в боевой готовности
Полк годами стоял в глуши,
Вы такие знали подробности —
Чем мы плохи и хороши,
Вы такие характеры видывали
Во всей слабости их и силе,
Что писатели бы позавидовали,
Поделиться бы попросили!
И давно уж не вы к кому-то
Шли свои утолять печали —
Вам, в слезах прибежав под утро,
Горе женщины поверяли,
Чтоб решили, чтоб рассудили,
Потому что для них вы были
Не полковничьею женою,
Просто так — при нем путешественницей,
А то другом их, то судьею,
Тем, что люди зовут общественницей.
Слово это как будто скромное,
Вроде даже чуточку детское,
А как вдумаешься — огромное,
Ростом в целую власть Советскую.
В самых дальних из гарнизонов
Пояса из огня, из стали
Помогали нам строить жены —
Слово это недаром знали!
Жили так, чтоб семья без трещин,
И в бетоне нашей границы
Есть их молодости отцветшей
Принесенные в дар частицы.
Есть заложенные в основанье,
Кроме цемента и песка,
Неисполненные желанья,
Неиспользованные отпуска,
Не надеванные по году,
Потому что случая нет,
Платья, вышедшие из моды,
К свадьбе сшитые в двадцать лет.
И другие жертвы не меньшие,
Что не только до тридцати,
Что и в сорок — не просто женщине,
Не кляня судьбу, принести.
Вы простите, что так подробно.
Ставлю точку. Больше не будем…
Но об этом, Марья Петровна,
Тоже знать не мешает людям.
Ничего, не машите руками,
И у вас ведь сердце не камень!
3
Все на том же Востоке Дальнем,
Но уже не в Чите, в Посьете,
Вы встречали деньком печальным
Вашей свадьбы двадцатилетье.
Читать дальше