Борис Гребенщиков - Серебро Господа моего

Так что нам делать, как нам петь, как не ради пустой руки?
А если нам не петь, то сгореть в пустоте;
А петь и не допеть – то за мной придут орлики;
С белыми глазами, да по мутной воде.

Только пусть они идут – я и сам птица черная,
Смотри, мне некуда бежать: еще метр – и льды;
Так я прикрою вас, а вы меня, волки да вороны,
Чтобы кто-нибудь дошел до этой чистой звезды…

Так что теперь с того, что тьма под куполом,
Что теперь с того, что ни хрена не видать?
Что теперь с того, что все свечи куплены,
Ведь если нет огня, мы знаем, где его взять;

Может, правда, что нет путей, кроме торного,
И нет рук для чудес, кроме тех, что чисты,
А все равно нас грели только волки да вороны,
И благословили нас до чистой звезды…

Никита Рязанский
Строил город, и ему не хватило гвоздя.
Никита Рязанский
Протянул ладони и увидел в них капли дождя;
Никита Рязанский
Оставил город и вышел в сад.
Никита Рязанский
Оставль старце и учаше кто млад…

Святая София,
Узнав о нем, пришла к нему в дом;
Святая София
Искала его и нашла его под кустом;
Она крестила его
Соленым хлебом и горьким вином,
И они смеялись и молились вдвоем:

Смотри, Господи:
Крепость, и от крепости – страх,
И мы, Господи, дети, у Тебя в руках,
Научи нас видеть Тебя
За каждой бедой…
Прими, Господи, этот хлеб и вино,
Смотри, Господи, – вот мы уходим на дно;
Научи нас дышать под водой…
Девять тысяч церквей
Ждут Его, потому что Он должен спасти;

Девять тысяч церквей
Ищут Его, и не могут Его найти;
А ночью опять был дождь,
И пожар догорел, нам остался лишь дым;
Но город спасется,
Пока трое из нас
Продолжают говорить с Ним:

Смотри, Господи:
Крепость, и от крепости – страх,
И мы, дети, у Тебя в руках,
Научи нас видеть Тебя
За каждой бедой…
Прими, Господи, этот хлеб и вино;
Смотри, Господи, – вот мы уходим на дно:
Научи нас дышать под водой…

Ехали мы, ехали с горки на горку,
Да потеряли ось от колеса.
Вышли мы вприсядку, мундиры в оборку;
Солдатики любви – синие глаза…

Как взяли – повели нас дорогами странными;
Вели – да привели, как я погляжу;
Сидит птица бледная с глазами окаянными;
Что же, спой мне, птица, – может, я попляшу…

Спой мне, птица, сладко ли душе без тела?
Легко ли быть птицей – да так, чтоб не петь?
Запрягай мне, Господи, коней беспредела;
Я хотел пешком, да видно, мне не успеть…

А чем мне их кормить, если кони не сыты?
Как их напоить? – они не пьют воды.
Шелковые гривы надушены, завиты;
Острые копыта, алые следы.

А вот и все мои товарищи – водка без хлеба,
Один брат Сирин, а другой брат Спас.
А третий хотел дойти ногами до неба,
Но выпил, удолбался – вот и весь сказ.

Эх, вылетела пташка – да не долетела;
Заклевал коршун – да голубя.
Запрягли, взнуздали мне коней беспредела,
А кони понесли – да все прочь от тебя…

Метились мы в дамки, да масть ушла мимо;
А все козыри в грязи, как ни крути.
Отче мой Сергие, отче Серафиме!
Звезды – наверху, а мы здесь – на пути…

А как по Волге ходит одинокий бурлак,
Ходит бечевой небесных равнин;
Ему господин кажет с неба кулак,
А ему все смешно – в кулаке кокаин;

А вниз по Волге – Золотая Орда,
Вверх по Волге – барышни глядят с берега.
Ох, козельское зелье – живая вода;
Отпустите мне кровь, голубые снега.

Как мирила нас зима железом и льдом,
Замирила, а сама обернулась весной.
Как пойдет таять снег – ох, что будет потом,
А как тронется лед – ох, что будет со мной…

А то ли волжский разлив, то ли вселенский потоп,
То ли просто господин заметает следы,
Только мне все равно – я почти готов,
Готов тебе петь по-над темной воды;

А из-под темной воды бьют колокола,
Из-под древней стены – ослепительный чиж.
Отпусти мне грехи первым взмахом крыла;
Отпусти мне грехи – ну почему ты молчишь?!

Ты гори, Серафим, золотые крыла –
Гори, не стесняйся, путеводной звездой.
Мне все равно – я потерял удила,
И нет другого пути, только вместе с тобой…