Сергей Соловьев: Собрание Стихотворений

А небеса — прозрачны и ясны,
И облаков блуждающие лодки
По ним бегут, как золотые сны.

Я помню лик твой, старческий и кроткий,
И белизну смиренного чепца.
Ты мать была для всякого сиротки:

И из гнезда упавшего птенца,
И бедную ободранную кошку,
У твоего бродящую крыльца,

Равно жалела. К твоему окошку
Все бедняки окрестных деревень
Протаптывали верную дорожку.

В раю теперь твоя святая тень.
Как твердо ты твоей служила вере,
Полна любви Христовой. В летний день,

Бывало, стукну я у низкой двери,
И в бедный дом войду. Как ангел ты;
Вокруг ютятся страждущие звери,

Горят лампадки, и цветут цветы,
И ты — живой символ долготерпенья —
Струишь на всех сиянье доброты.

Среди страстей окружного кипенья
Ты пребыла младенчески чиста.
Вся жизнь твоя — молитвенное пенье;

Ты — фимиам перед лицом Христа.
Твоя весна текла под сводом храма,
В горниле бед, молитвы и поста;

И горькой жизни тягостная драма
Спокойною зарей завершена.
Ты умерла, как облак фимиама;

Над гробом — мир, покой и тишина.
И каждый год трава могилы малой
Родной любви слезой орошена.

Над насыпью, вовеки не увялый,
Цветет венок из полевых цветов.
Фиалка синяя и розан алый

Сквозь изумруд березовых листов
Благоухают вечерами мая.
И дремлет ряд разрушенных крестов,

Словам небес задумчиво внимая.

Вот в лесу золотошумном
Глохнут мертвые тропы.
Гулко бьют по твердым гумнам
Однозвучные цепы.

В переливах изумруда
Блещет, зыбко рябь струя,
Гладь расплавленного пруда —
Голубая чешуя.

Ветер дунет. Воду тронет,
Пошевелит стрекозу.
Золотистую уронит,
Грустно, дерево — слезу.

Небывалою усладой
Полон я. Не шелестя,
Пролетай и в волны падай,
Лист — отцветшее дитя!

Что-то как-то миновало.
Где-то кончилась гроза.
Без преград, без покрывала
Вечность смотрит мне в глаза.

Кто-то властный рек: довольно.
Усмирившись и внемля,
Вновь безлюдна, безглагольна,
Вновь молитвенна земля.

Круг полей — свободней, шире.
В бесконечность убежа,
Тлеет в пламенной порфире
Леса дальняя межа.

В этом кротком позлащенье,
В вещем шорохе листвы,
Извещенье возвращенья
Жаркой майской синевы.

Смерть с рожденьем — вечно то же,
Как начало и конец.
Осень, шествуй, в чащах множа
Искрометный багрянец!

Возрастающим сверканьем
Жажду сердца утоли!
Лес, пускай мы вместе канем
В смерть роскошную земли.

Нежит матовая краска
Отвердевшего листа.
С детства ведомая ласка
В дальнем небе разлита.

В синем блеске мысли стынут…
Иль из книги бытия
Возраст отроческий вынут,
Или вновь младенец я?

В чаще лесной густодебренной
Лег я в колючей траве.
На небе облак серебряный
Тихо плывет в синеве.

Полно, душа! не измеривай
Тягость грядущего дня.
Тень от зеленого дерева
Ласково лижет меня.

Миг совершенного отдыха.
Где-то затеряна цель.
Теплого синего воздуха
Греет меня колыбель.

Солнце блестит на заржавленном жёлобе
Утро — морознее; даль — необъятней.
В небе безоблачном белые голуби
Вьются над ветхой моей голубятней.

Ярко, светло, и свободнее дышится.
О, этот вольный полет голубиный!
В небе далеком, холодном колышутся
Красные кисти созревшей рябины.

Снова становишься мира невольником…
Дыма взвиваются сизые клубы.
Там журавлей, что летят треугольником,
Зычно раздались призывные трубы.

Холодны зори, и осень победнее.
Желтых лесов опустелые сени…
Ночью холодною роза последняя
Дышит и слушает ветер осенний.

Чахлый кустарник, без устали зыблемый…
Гибель предчувствуя, стонут дубравы,
Стонут, Взывают: погибли, погибли мы!
В тусклом сиянии — серые травы.