Жак Безье - Тень деревьев

Сердца усталые вздохнут светлей,
И, не погибшие в ночи без следа,
Мы, свергнув иго смерти и страстей,
Дадим Тебе последнюю победу.

И Сена перед ним уныло закачала
Огни, исколотые криком небеса.
Он чует, как звучат в душе пустой и вялой
Тоски и нищеты глухие голоса.
Он сдастся ль сам, прельщенный искушеньем,
Забыв Того, Кому душа обречена.
Отдастся ль жалким и ничтожным наслажденьям
Левит, возжаждавший не этого вина?
Он станет ли шутом людского балагана,
Спеша на гул толпы, на рампы яркий свет
Молиться красоте — земному истукану,
Искусству, возомнившему, что Бога нет?
Унылый, он бредет по улице пустынной,
И только церкви ночью нравятся ему,
Он просит окон аметисты и рубины
Старинным отблеском на миг рассеять тьму.
И голос, отвечая на признанья эти,
По-старому звуча, в глубокой тишине
Твердит жрецу, еще сокрытому в поэте:
«Тебя отметил Я, и ты придешь ко Мне!..»

Осеняя миром и глубокой тенью
Виллы, скрытые застенчивой сиренью,
Виллы, где в садах белеют, как когда-то,
Несколько разбитых и замшенных статуй,
И бросая знак печали и покоя
На поля, на нивы, буйные от зноя,
Возвышаясь, как монахи, над холмами
И беседуя с какими-то тенями,
Сторожа высокие тосканской дали
Со стволами, полными печали,
Одиноки, погребальны и унылы,
Вы струите ночь на важные могилы.

С подругами дама работает в башне,
Веселая прялка стучит и поет,
Поет о сеньорах бесстрашных,
Уехавших в дальний поход.

Веселые прялки смеются над снегом,
Веселые прялки прядут и стучат:
«Сеньоры одержат победу
И скоро вернутся назад!»

О дамы, напрасно, напрасно вы пели,
Глядите, проходят унылые дни.
За днями проходят недели,
Назад не вернутся они!

Уж дама дрожит одинокая в зале,
Подруги ея на кладбище давно,
Ей волосы саван соткали,
И в зале пустынной темно.

Послушай, послушай, как ветер заплакал,
Над башней твоей он опять закричал,
Задул на лету этот факел
И, точно больное дитя, застонал…

О ветер! Он стонет, он гасит огни,
В крестовом походе погибли они!

Ветра голоса послушай!
Вздохом грозным он склоняет травы ниц,
Вздохом плавным он перегоняет птиц,
Вздохом дряхлым убаюкивает душу,
Вздохом юным гонит прочь печаль
И зовет куда-то вдаль,
Ветра голоса послушай!

В октябре он, пьяный молодым вином,
Обагренный виноградным соком,
С мельницами пляшет на лугу пустом
И хохочет на холму высоком.

В декабре он злобен и отважен,
Дует из замочных скважин,
По его приказу пляшут флюгера,
Ставни щелкают, как кастаньеты; ветер злится,
Чтобы проникнуть в дом, срывает черепицы,
Покрывает реки слоем серебра,
На поля холодные, блестящие и синие
Он наносит снега и густого инея.
А в апреле нежный и весенний,
Он играет ветками сирени.

Под его дыханьем речки еле-еле
Рябью покрываются в апреле.
И когда он тополь на лету зацепит,
Раздается веток тихий лепет.

Он в июле тяжело над нивами ползет,
Пахнет пылью и грозой, сбирает облака,
И когда крестьяне едут с полевых работ,
Ветер сушит лошадей вспотевшие бока.

В нем радость, в нем жизнь, в нем движенье,
От ветра становится чище
Тяжелое тленье
Кладбища.

Нежные вечера завяли, как цветы осенние…
Что мы скажем иве, лодке, рощам юным?
Душа моя полна тишины и забвенья.
Что мы скажем дюнам?

Ветер набегает шаловливый,
Я чую на щеке его свежий поцелуй.
Ночь утешает и шепчет, как мать, стыдливо:
«Милый, спи, не тоскуй!»
Что мы скажем ивам?

Вы были моим королем,
И давно ли?
Мы смеялись, не зная о том,
Что играем старые роли?

Знала ли я, знали ли вы об этом?
Не зная печали,
С нашим нежным и лживым смехом
Что мы знали?

Вы, наверно, о старой поэме,
А я о сказке доброго счастья:
— Ты любишь? — Люблю. — Я тоже…

О боже,
Неужели мы стали стариками
И ныне в нашей власти
Смеяться над всеми,
Даже над своими снами?