Николай Оцуп - Океан времени

Протяжно застонала,
Как будто в царстве сна,
Печальная весна,
Мой холод ты узнала.

Уже в корзины жестяные
Метельщик собирает сор.
Слабеют огоньки цветные
И неба ширится простор.

Сегодня в этом переходе
К сиянию — ночных теней
Есть что-то чувственное, вроде
Улыбки, милая, твоей!

Как будто в сумрака сожженье
Над очень бледной мостовой
Твоих очей изнеможенье
Вмешалось дивной синевой.

На солнце сквозь опущенные веки
Просвечивает розовая кровь.
К печали сердце приготовь,
Я полюбил тебя навеки.

И если мир исчезнет для меня,
Твоими летними очами
Я заменю и море с парусами,
И небо из лазури и огня.

Какой то трепет еле уследимый,
Ты миру и сейчас передаешь,
И даже воздух на тебя похож —
Такой же светлый и необходимый.

В молчанье возглас петуха —
Сквозь тягостную ночь
Заря — подальше от греха —
Мне в темноте не в мочь.

Душе на волю хочется
Ночами — что ж пора?
Душа бесплодно мечется,
Как за стеной ветра.

Светает — проблески в окне,
И, бледный ангел мой,
Услышав утро над собой,
Ты улыбаешься во сне.

Светает. Солнце озарило
Видения души моей,
Но все что в сумраке пленило,
Не стало меньше и бедней.

В час утренний и до рассвета
Почти нездешней тишиной
Впервые жизнь моя одета.
Ты и незримая со мной —

Не тень томящая ночами,
Не ослепляющий кумир, —
Живая, бледная, с очами
Печальными как Божий мир.

…А всё же мы не все ожесточились,
И нам под тяжестью недавних лет
Нельзя дышать и чувствовать, не силясь
Такую муку вынести на свет.

Но где же свет? Над нами, рядом с нами
И в нас самих мерцает он порой —
Не этот, погасающий ночами,
А тот, незримый, не вполне земной.

Крепись, душа! И я почти смиренно,
Как друг, сопровождаю жизнь мою,
И вдруг забрезжит: и в иной вселенной
Себя я без испуга застаю.

Тогда-то изнутри слова и вещи
Я вижу, и тогда понятно мне,
Что в мир несовершенный и зловещий
Мы брошены не по своей вине.

И слышу я с отрадой лишь оттуда
Слова проклятий у глухой стены,
Которой мы — зачем? — отделены
От близкого, от истинного чуда.

Мой друг, подумай: за стеной,
Должно быть холод ледяной,
И стынут руки на соломе,
И кашель ветром отнесло,
И люстра блещет тяжело
За шторами в публичном доме.

Мой друг, неправда ли, тюрьма —
Ее засовы и решетки —
Прочнее счастья? Без ума,
Как алкоголик после водки,
Влюбляясь где-то мы парим,
И нежность нас оберегает,
Но мир дыханием своим
Непрочный полог разъедает.

Как редко побеждаем мы,
Как горько плачем уступая,
Но яд — сильнее сулемы —
От исчезающего рая
Не оставляет и следа.

И только — если череда
Блаженно-смутных обольщений
Истает дымом, — лишь тогда,
Лишь в холоде опустошений,
Лишь там где ничего не жаль,
Забрезжит нам любовь иная,
Венцом из света окружая
Земли просторную печаль.

Не диво — радио: над океаном
Бесшумно пробегающий паук;
Не диво — город: под аэропланом
Распластанные крыши; только стук,

Стук сердца нашего обыкновенный,
Жизнь сердца без начала, без конца —
Единственное чудо во вселенной,
Единственно достойное Творца.

Как хорошо, что в мире мы как дома,
Не у себя, а у Него в гостях;
Что жизнь неуловима, невесома,
Таинственна, как музыка впотьмах.

Как хорошо, что нашими руками
Мы строим только годное на слом.
Как хорошо, что мы не знаем сами
И никогда, быть может, не поймем

Того, что отражает жизнь земная,
Что выше упоения и мук,
О чем лишь сердца непонятный стук
Рассказывает нам, не уставая.