Николай Оцуп - Океан времени

«Мать, я не потому ушел в поля блаженных,
Что выжжена земля.
Я видел сон, и в этих стенах
От солнца умер я.

Я узнаю тебя — ты, помнится, седая,
Но все, что там у вас,
И та, прекрасная и злая,
Любимая и посейчас,

И лес, и моря шум, и каменные зданья,
О, я любил ее одну,
Не стоят смерти и ее сиянья,
Похожего на тишину».

Мне нечего сказать, о, я не знаю сам,
Кого молить, я нем подобно тем быкам,

Которых по крови с открытыми глазами
Проводят мясники тяжелыми дверями.

Ты волосы встряхнешь, и на ветру блеснет
Освобожденный лоб, а злой и нежный рот

Все тени на лице улыбкой передвинет
И, снова омрачась, внимательно застынет.

В пронзительных глазах чернеет холодок.
И дуло светлое, толкнувшее висок,

И грохот поезда, летящего с откоса,
Решетка на окне и ночи без допроса —

Все лучше, чем тебя, не раз назвав своей,
Вдруг увидать чужой среди чужих людей.

Когда необходимой суетой
Придавлен ты, и ноша тяжела,
Не жалуйся и песен ты не пой,
Устраивай свои дела.

И разлюби: не ангела крыло
Ту женщину сияньем осенит,
Ей пригодится разве помело,
Когда она на шабаш полетит.

В снегу и скалах кипятком поток.
И сердце повернулось на восток.
Ты слышишь как я медленно стучу.
Я вырваться, я вырваться хочу.

Но я змеиной мудрости учусь —
Дрожит на ветке запоздалый лист.
Вот в перевалку, как тяжелый гусь,
По склону поднимается турист.

Синеет лес. Поток во весь опор
В долину. Лыжи свищут. Бог с тобой!
Кто родился для ветра и для гор
Спокоен будь и песни пой.

Да жил ли ты? Поэты и семья
И книги и свиданья — слишком мало!
Вглядись — «И это жизнь твоя», —
Мне в тормозах проскрежетало.
По склону человека на расстрел
Вели без шапки. Зеленели горы.
И полустанок подоспел,
И жёлтой засухи просторы.

Я выучил у ржавых буферо́в,
Когда они Урал пересекали,
Такую музыку без слов,
Которая сильней печали.

Звезды блещут в холодном покое,
По квартире гуляет луна,
Но в столовой творится такое,
От чего побледнела она:

Чье-то тело, недавно живое,
Завернули в потертый ковер.
И один замечтался, а двое
Кипятком обмывают топор.

Тот, который убил и мечтает,
Слишком молод, и вежлив, и тих:
Бородатый его обсчитает
При дележке на пять золотых.

В белой даче над синим заливом
Душно спать от бесчисленных роз.
Очень ясно, с двойным перерывом
Вдалеке просвистел паровоз.

Там проходят пустыми полями,
Над которыми месяц зажжен,
Вереницы груженых дровами
И один санитарный вагон.

Слабо тянет карболкой и йодом.
— Умираю, спаси, пожалей!
Но цветы под лазоревым сводом
Охраняют уснувших людей.

Пролетка простучала за окном,
Прошел автобус, землю сотрясая,
И часиков легчайшим шепотком
Заговорила комната ночная:

«Секундочки, минуточки лови».
— А если не хочу я, о Создатель,
Такой короткой и слепой любви! —
И пальцы повернули выключатель.

И мгла ночная показалась мне
Небытием, но в чудном мраке снова
Светились бледные, как при луне,
Черты лица, навеки дорогого.

Пройдут как волны надо мной века,
Затопят все мои земные ночи,
Но там воскреснут и моя тоска,
И верные, единственные очи.

Ты говорила: мы не в ссоре,
Мы стать чужими не могли.
Зачем же между нами море
И города чужой земли?

Но скоро твой печальный голос
Порывом ветра отнесло.
Твоё лицо и светлый волос
Забвение заволокло.

И прошлое уничтожая
Своим широким колесом, —
Прошёл автобус, и чужая
Страна простёрлась за окном.

Обыкновенный иностранец,
Я дельно время провожу:
Я изучаю модный танец,
В кинематограф я хожу.