Борис Пастернак - Лирика 30-х годов

Как берег бы тебя теперь я…
Но смежает полночь ресницы,
Звезды падают, словно перья
Упорхнувшей из рук жар-птицы.

Бродит сумрак по раздорожью,
Шепчет мне: «Головы не вешай!»
Это август горячей дрожью
Наполняет колос созревший.

Слышен крик перепелки частый,
На траве роса загорелась.
Что ж, прощай, моя юность! Здравствуй,
С полной горстью колосьев зрелость!

Лоб мой жаркий обдуй прохладой,
Освежи мое сердце грустью,
Исполненьем надежд обрадуй
На пути от истоков к устью.

Что ж? Прожитых лет не воротишь вспять.
Мы взрослыми стали. А вспомнить по чести,
В семнадцатом, осенью, тридцать пять
Едва набегало обоим вместе.

Давай на границе семнадцати лет
В глаза своей юности взглянем спокойно.
Не наша ли жизнь обозначила след
В социализм сквозь невзгоды и войны?

Встань, молодость, песни походной сестра!
Под низким навесом пустой солеварни,
Обняв карабины, всю ночь у костра
Сидят восемнадцатилетние парни.

Разлапые сосны построились в ряд.
Окрашены заревом темные дали.
Безусые парни сквозь сон говорят
О жизни, какой никогда не видали.

Бушует набата полночного зык,
Горят на снегу кровяные пятна.
У юности нашей был строгий язык,
И мне и тебе с полслова понятный.

Пусть говор орудий сегодня стих,
Любить свою родину мы не устали.
Нет-нет — и блеснет непокорный стих,
Четырехгранным упорством стали.
Ровесник!
Ты любишь отчизну свою,
Российских полей бесконечную снежность.
Тебе, мой товарищ, я отдаю
Стиха своего угловатую нежность.

То песней веселой волнующий строй,
То в дыме костра склоненный над сводкой,
Идет по стихам мой армейский герой
Знакомой тебе молодою походкой.

Идет он,
И поступь его легка.
Идет он в шинели своей дырявой,
Но резкие грани его штыка
Овеяны нашей бессмертной славой.

И крепость присяги,
И тяжесть ружья
Познал он, измерив шагами войны,
И если его приметят друзья,
И если ты скажешь:
«Да это же я!»
Исполнена будет задача моя,
Сердце мое спокойно.

Подведи меня к карте моей страны,
Дай коснуться чуткой рукой
Этих острых гор снеговой белизны,
Этих мест, на которые нанесены
Сталинград,
Каховка,
Джанкой.

Покажи мне, товарищ, где ост, где вест,
И скажу я тебе тогда,
Как, сынов провожая из отчих мест,
Мать рыдала, и были слезы невест
Солоны, как морская вода.

Покажи мне, товарищ, где север, где юг,
И скажу я тебе тогда,
На какой параллели,
В каком бою
Пролетали гулко в железном строю
Броневые мои поезда.

Сталинград и Каховка,
Омск и Джанкой,
Теплый август и хмурый март.
Растеряв по дороге сон и покой,
Ваши судьбы чертили мы жесткой рукой
На квадратах двухверстных карт.

Голоса наших пушек смолкли давно,
Кости смелых тлеют в гробу.
Чтобы жить и цвести вам было дано,
От дроздовцев и черного сброда Махно
Мы отбили вашу судьбу.

Чтобы плод наливался соком в саду
И под гроздью гнулась лоза,
За чертой перешейка в двадцатом году,
На последнем допросе в слащевском аду,
Я оставил свои глаза.

Подведи меня ближе…
Давай постоим
Возле карты моей страны,
Положи мою руку на солнечный Крым,
Чтобы видел я зрячим сердцем своим
Море блеклой голубизны.

Чтобы видел я зрячим сердцем бойца,
Как в звенящий июльский зной
По густому, по злому посеву свинца,
Разливаясь без края и без конца,
Плещет рожь золотой волной.

Темнота зажмет человека в тиски,
И готов кричать человек.
Но ребячий смех долетит с реки,
И обмякнет сердце,
И пепел тоски
Облетит с опаленных век.

Возле карты страны постоим вдвоем.
Будем память, как книгу, листать,
О годах, записанных в сердце моем,
О походной дружбе песню споем —
Ту, что нашей жизни под стать.

Никто ей на свете не был
Дороже тебя и родней.
Впервые южное небо
Так низко склонилось над ней.

Ее ты при лунном свете
Поцеловал впервой,
Когда встрепенулся ветер
И выстрелил часовой.