1976
Грохнул взрыв – качнулись небеса,
Над карьером пыль взметнулась тучей.
Вздрогнули окрестные леса,
Эхо с гулом понеслось под кручи.
Выпрыгнув из щели без труда,
Подрывник встряхнулся деловито,
Взял осколок красного гранита
И сказал: – А камень хоть куда!
Из него дворец сложить не стыдно. –
Помолчал, цигарку закрутил,
Не спеша, со вкусом раскурил
И сказал товарищу солидно:
– Динамит иль, скажем, аммонал.
Я их норов досконально знаю
И не первый год уже взрываю,
Нынче вот в трехсотый раз взрывал!
А когда дойду до пятисот,
Не иначе стану бригадиром. –
Он не знал, что мир простился с миром,
Что война над Родиной встает.
И что через месяц средь болот
Сам он по приказу командира
Подорвет впервые вражий дот.
Так и было: рушились дома,
Шли враги в дыму, сквозь грохот стали.
Крепко, насмерть русские стояли,
Грудь на грудь сходились свет и тьма!
А пока земля в огне дымит,
Всюду шарит враг рукой нечистой.
Даже там, в Карелии лесистой,
Из-под снега извлекли фашисты
Красный с черной жилкою гранит.
И чванливый оберест приказал,
Жадным взглядом весь карьер окинув:
– Пусть стоит на площади Берлина
Из гранита грозный пьедестал.
В день, когда мы разгромим Советы
И пожар взметнется над Москвой,
Мы воздвигнем памятник Победы,
Свастику поднявший над собой.
Перед ним века и поколенья
Лягут, распростертые, в пыли.
Это будет символ устрашенья,
Символ покорения земли!
Только вышло все наоборот.
День настал – и пробил час расплаты:
В сорок пятом русские солдаты
У рейхстага кончили поход…
В глубине двора сапер гвардейский
Каменную груду увидал.
Поднял камень и к груди прижал:
– Братцы, это ж наш гранит, карельский.
Сам я этот камень добывал!
…Новый дом поднялся над Москвою,
Стеклами сверкая на рассвете.
Во дворе играют шумно дети,
Рядом липы шелестят листвою.
Дом построен мирными руками,
Зданию нарядный придал вид
Красный, с темной жилкою гранит,
Что из плена вызволен бойцами.
Друг, москвич! Воскресным днем с рассветом
Улицею Горького пройдись.
Перед домом тем остановись:
Вот гранит, объехавший полсвета,
Над гранитом дом взметнулся ввысь…
Номер девять, возле Моссовета!
1950
На клубной трибуне в закатном огне,
Собрав пареньков и девчат,
Приезжий инструктор о будущем дне
Читал по шпаргалке доклад.
Из цифр и цитат он словесный букет
Дарил им, как дарят сирень.
И так получалось, что нынешний день
Всего лишь подножье, лишь слабая тень
Грядущих сияющих лет.
Часа полтора говорил он о том,
Что вьюги невзгод и лишений
В любую минуту мы смело пройдем,
Ведь все мы, товарищи, нынче живем
Во имя иных поколений.
Он смолк. Деловито портфель застегнул,
Достал папиросы и спички.
И тотчас же, сквозь неуверенный шум,
Хлопки раздались по привычке.
Сейчас он к машине и… разом во мглу…
Доклад и стандартен, и ясен.
Но тут вдруг протиснулся парень к столу
И брякнул: – А я не согласен!
В спецовке, механик иль, может, кузнец:
– Неправильно это, – сказал, – и конец!
В семнадцатом деды в грязи и пыли
В дырявых шинелях под пулями шли.
Окопы, баланда, промокший табак,
Да хлестче, чем пули, – разящий сыпняк.
А дома разруха. Хоть плачь, хоть кричи,
Ни хлеба в избе, ни полена в печи.
Они б не кормили окопную вошь,
Но где же ты мыла с одеждой возьмешь!
И жены, не ради закалки, в ночи
Рубили ботву на пустые харчи.
Но стужа и хлеб пополам с лебедой
Людей надломить не могли,
Ведь жили те люди красивой мечтой,
Без соли и спичек, одною мечтой
О светлом грядущем земли!
В тридцатом – Турксиб, Комсомольск и Кузбасс,
Магнитка – великий завод.
Шли новые смены, хоть, скажем, подчас
Невзгод доводилось хлебнуть им не раз,
А все же не прежних невзгод!
А если бы прежних, тогда бы беда:
Ботва… на заплатах – заплаты…
А если бы прежних, за что же тогда
В семнадцатом гибли солдаты?!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу