Эдуард Асадов - Полное собрание стихотворений в одном томе (сборник)

Взобрался на холм, заскользив отчаянно,
Улегся и замер там, недвижим,
Как будто бы телом хотел своим
Еще отогреть своего хозяина.

Шаги умолкли… И лишь мороз
Да ветер, в смятенье притихший рядом,
Видели, как костенеющий пес
Свою последнюю службу нес,
Уставясь в сумрак стеклянным взглядом.

Льдина кружится, кружат года,
Кружатся звезды над облаками…
И внукам бессоннейшими ночами,
Быть может, увидится иногда,

Как медленно к солнцу плывут из мрака
Герой, чье имя хранит народ,
И Фрам – замечательная собака,
Как черный памятник вросшая в лед.

Хвастливый горластый вор-воробей
Шнырял по дворам, собирая крошки,
Потом, за какой-то погнавшись мошкой,
Вдруг очутился среди полей.

Сел у развилки на ветвь березы
И тут увидел невдалеке
Подсолнух, стоящий у кромки проса,
Точно журавль на одной ноге.

– Славный ты парень! – сказал воробей. –
Вот только стоишь тут, уставясь в небо.
Нигде ты, чудило глазастый, не был,
Не видел ни улиц, ни крошек хлеба,
Ни электрических фонарей.

Прости, но ведь даже сказать смешно,
Насколько узки твои устремленья.
Вертеть головой и видеть одно:
Свет – вот и все, что тебе дано,
Вот ведь и все твои впечатленья.

Как из оконца, вот так порой
Глядит птенец из своей скворечни,
Но сколько ты там ни верти головой,
А видеть одно надоест, хоть тресни!

– А мне, – подсолнух сказал, – не смешно.
При чем тут скворечник или оконце?!
Не знаю, мало ли мне дано,
Ты прав, я действительно вижу одно,
Но это одно – солнце!..

– Смотри, смотри, какая раскрасавица! –
Мальчишка смотрит радостно на мать. –
Царица-гусеница! Правда, нравится?
Давай ее кормить и охранять.

И вправду, будто древняя царица,
Таинственным сказаниям сродни,
На краснобоком яблоке в тени
Сияла золотая гусеница.

Но женщина воскликнула: – Пустое! –
И засмеялась: – Ах ты, мой сверчок!
Готов везде оберегать живое.
Да это же вредитель, дурачок!

В четыре года надо быть мужчиной!
Соображай. Ты видишь: вот сюда
Она вползет, попортит сердцевину,
И яблоко – хоть выброси тогда.

Нет, нам с тобой такое не годится.
Сейчас мы глянем, что ты за герой. –
Она стряхнула с ветки гусеницу:
– А ну-ка, размозжи ее ногой!

И мальчик, мину напуская злую
И подавляя втайне тошноту,
Шагнул ногой на теплую, живую
Жемчужно-золотую красоту…

– Вот это славно! Умница, хвалю! –
И тот, стремясь покончить с добротою,
Вскричал со зверски поднятой ногою:
– Кидай еще! Другую раздавлю!

Мать с древних пор на свете против зла.
Но как же этой непонятно было,
Что сердцевину яблока спасла,
А вот в мальчишке что-то загубила.

За кровь, за тягчайшие преступления
Во многих странах с древнейших пор
Осужденным выносится приговор:
«Пожизненно. Вечное заключение!»

Рассудком многие соглашаются:
– Конечно, убийца – не человек! –
А сердцем все-таки ужасаются:
– Ведь жуткое дело: тюрьма – навек!

Проснулся и видишь: черно и четко
На фоне неба без чувств и слов
Неколебимо стоит решетка –
И так до последних твоих часов!

Все верно. Но где наши все сомненья,
Когда вдруг нарядную детвору
Ведем мы в ближайшее воскресенье
В зверинец на шумное развлеченье,
Плотно заправившись поутру?!

Как славно веселой шагать походкой,
Дорожки знакомы, не в первый раз!
А слева и справа – одни решетки,
Дорожки опять и опять решетки
И сотни безмолвных зверячьих глаз…

И, если лукавство отбросить прочь,
Нетрудно сказать, расставляя точки:
Что клетки – такие же одиночки,
Вот именно – камеры-одиночки,
Где мучатся звери и день и ночь.

А нам зачастую и невдомек,
Что вот оно – «вечное заключение».
Причем без малейшего преступления,
Откуда дорога лишь под «бугорок».

Нет, люди! Чтоб мир был не так суров
И стали сердечней у нас наследники,
Да здравствуют добрые заповедники,
Без всяких решеток и без замков!

А душам, где холод не так и редок,
Пускай же приснятся во сне не раз
Десятки безмолвных зверячьих глаз,
Глядящих с укором сквозь прутья клеток.