Нельзя, чтобы кто-то, хитря глазами,
Внушал вдруг сомненья иль даже страх
И, спекулируя на страстях,
Стремился везде, ну во всех делах
Людей бы порядочных стукать лбами.
И встретивши взгляд, что юлит, как уж,
Главное, люди, не отступайте
И сразу безжалостно обнажайте
Всю низкую суть шовинистских душ!
Кто честен – мне друг, а любой злодей,
Подлец иль предатель с душонкой узкой
(Какое мне дело, каких он кровей!) –
Он враг мне. Пускай он хоть дважды еврей,
Хоть трижды узбек, хоть четырежды русский!
И нет для меня здесь иного мнения –
Сквозь всякие споры и дым страстей
Верую я лишь в одно крещение:
В свободу всех наций без исключения
И счастье для всех на земле людей.
Да, просто смешно в эпоху ракет
Вколачивать в чьи-то мозги тупые,
Что наций плохих и хороших нет.
Есть люди хорошие и плохие!
И пусть помогают щедрей и щедрее
(Ужель мы душою мельчиться будем!)
Не финну – финн, не еврей – еврею,
Не русский – русскому, а мудрее,
А выше, а чище, а люди – людям!
Так вспыхни и брызни во все концы,
Наш гнев, наша дружба и светлый разум,
Чтоб все шовинисты и подлецы
Везде, как клопы, передохли разом!
1978
«Транзистор включил. И ночной эфир…»
Транзистор включил. И ночной эфир
Вспыхнул, кружась в звуковой метели.
В крохе коробочке целый мир:
Лондон, Бейрут, Люксембург и Дели.
Вот чудо, доступное нам всегда!
А что, если б в мире придумать средство,
Чтоб так же вот просто, как города,
Слышать бы голос любого сердца.
Не важно, что люди вам говорят,
Важно, что думают. Вот в чем штука.
И тут-то позволила б нам наука
Проверить друзей наших всех подряд.
Что бы открылось? Что б оказалось?..
Стою с посерьезневшим вдруг лицом.
Что это: нервы или усталость?
И этот мой вздох почему? О чем?
О нет, я уверен в друзьях давно,
Прекрасен и тот, и другая тоже.
Проверка – отличное дело. Но…
Кто знает… И лучше не надо все же!
1979
Топая упругими ногами,
Шел бычок тропинкой луговой,
Дергал клевер мягкими губами
И листву щипал над головой.
Черный, гладкий, с белыми боками,
Шел он, раздвигая лбом кусты,
И смотрел на птиц и на цветы
Глупо-удивленными глазами.
Он без дела усидеть не мог:
Опрокинул носом кадку с пойлом
И ушел из маминого стойла
По одной из множества дорог.
Шел бычок свободно и легко
И не знал, что солнце уже низко
И что если мама далеко,
То опасность ходит очень близко.
Да, в лесу не может быть иначе,
И когда услышал за спиной
Жадный и протяжный волчий вой,
Замерла в груди душа телячья.
Он помчался, в ужасе мыча,
Черный хвостик изогнув колечком.
На краю обрыва, возле речки,
Он остановился сгоряча.
Увидал, что смерть его близка:
Сзади – волки, впереди – река,
И, в последний миг найдя спасенье,
Он шагнул… в мое стихотворенье!
1950
Храбрая мама (Не совсем шутка)
Из гнезда при сильном ветре
Птенчик выпал как-то раз
И увидел в полуметре
Желтый блеск кошачьих глаз.
Птенчик дрогнул, заметался,
Гибель так недалека.
Кот сурово изгибался,
Примеряясь для прыжка.
Вдруг спасительница-мама,
Что-то пискнув на лету,
Опустилась вниз и прямо
Смело ринулась к коту.
Грозно перья распушила
И в один присест потом
(Показалось то иль было?)
Злого вора проглотила
Вместе с шерстью и хвостом.
Впрочем, как тут усомниться?!
Даже тигров побеждать,
Я уверен, может птица,
Если птица эта – мать!
1954
Гордые шеи изогн у ты кру то,
В гипсе, фарфоре молчат они хмуро.
Смотрят с открыток, глядят с абажуров,
Став украшеньем дурного уюта.
Если хозяйку-кокетку порой
«Лебедью» гость за столом назовет,
Птицы незримо качнут головой:
Что, мол, он знает и что он поймет?!
…Солнце садилось меж бронзовых скал,
Лебедь на жесткой траве умирал.
Дробь браконьера иль когти орла?
Смерть – это смерть, оплошал – и нашла!
Дрогнул, прилег и застыл, недвижим.
Алая бусинка с клюва сползла…
Долго стояла подруга над ним
И, наконец, поняла!..
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу