И если ныне в бедном теле
Так тесно мне, –
Утешусь я в ином пределе,
В иной стране.
«Измученный жгучею болью…»
Измученный жгучею болью,
Горячею облитый кровью,
Пойми, где предел своеволью, –
Я муки сплетаю с любовью.
Мучительный труд я приемлю
От вечной, незыблемой Воли, –
Кто создал и небо, и землю,
Тот создал и таинство боли.
В безумном восторге мученья
Дрожит беззащитное тело.
Забыты земные влеченья,
И всякая похоть сгорела.
Вся прелесть и нечисть земная
Свивается призрачным дымом.
Единою болью стеная,
Ты равен святым херувимам.
К престолу Творца и Владыки
В нетленную радость вселенной
Твои воздыханья и крики
Восходят хвалою смиренной.
«Воля к жизни, воля к счастью, где же ты?..»
Воля к жизни, воля к счастью, где же ты?
Иль навеки претворилась ты в мечты,
И в мечтах неясных, в тихом полусне,
Лишь о невозможном возвещаешь мне?
Путь один лишь знаю, – долог он и крут, –
Здесь цветы печали бледные цветут,
Умирает без ответа чей-то крик.
За туманом солнце скрыто, – тусклый лик.
Утомленьем и могилой дышит путь, –
Воля к смерти убеждает отдохнуть,
И от жизни обещает уберечь.
Холодна и однозвучна злая речь,
Но с отрадой и с надеждой внемлю ей
В тишине, в томленьи неподвижных дней.
Полуночною порою
Я один с больной тоскою
Перед лампою моей.
Жизнь докучная забыта,
Плотно дверь моя закрыта, –
Что же слышно мне за ней?
Отчего она, шатаясь,
Чуть заметно открываясь,
Заскрипела на петлях?
Дверь моя, не открывайся!
Внешний холод, не врывайся!
Нестерпим мне этот страх.
Что мне делать? Заклинать ли?
Дверь рукою задержать ли?
Но слаба рука моя,
И уста дрожат от страха.
Так, воздвигнутый из праха,
Скоро прахом стану я.
«Стремленье гордое храня…»
Стремленье гордое храня,
Ты должен тяжесть побороть.
Не отвращайся от огня,
Сжигающего плоть.
Есть яд в огне; он – сладкий яд,
Его до капли жадно пей, –
Огни высокие горят
И ярче, и больней.
И как же к цели ты дойдешь,
Когда не смеешь ты гореть?
Всё, что ты любишь, чем живёшь,
Ты должен одолеть.
Пойми, что, робко плоть храня,
Рабы боятся запылать, –
А ты иди в купель огня
Гореть и не сгорать.
Из той купели выйдешь цел,
Омыт спасающим огнём…
А если б кто в огне сгорел,
Так что жалеть о нём!
«В путь пора – ладья готова…»
В путь пора – ладья готова.
Ляг в неё и почивай.
В ней от берега чужого
Уплывёшь в родимый край.
Не заботься о дороге,
Верь: прочна твоя ладья.
Ты проснёшься на пороге
Неземного бытия.
«В первоначальном мерцаньи…»
В первоначальном мерцаньи,
Раньше светил и огня,
Думать-гадать о созданьи
Боги воззвали меня.
И совещались мы трое,
Радостно жизнь расцвела.
Но на благое и злое
Я разделил все дела.
Боги во гневе суровом
Прокляли злое и злых,
И разделяющим словом
Был я отторжен от них.
«Что селения наши убогие…»
Что селения наши убогие,
Все пространства и все времена!
У Отца есть обители многие, –
Нам неведомы их имена.
Но, предчувствуя райские радости,
Пред которыми жизнь – только сон,
Отрекаюсь от призрачной сладости,
Отвергаю томленье времён.
Увяданье, страданье и тление, –
Мне суровый венец вы сплели.
Не свершится завет воскресения
Никогда и нигде для земли.
«Восставил Бог меня из влажной глины…»
Восставил Бог меня из влажной глины,
Но от земли не отделил.
Родные мне – вершины и долины,
Как я себе, весь мир мне мил.
Когда гляжу на дальние дороги,
Мне кажется, что я на них
Все чувствую колёса, камни, ноги,
Как будто на руках моих.
Гляжу ли я на звонкие потоки, –
Мне кажется, что это мне
Земля несёт живительные соки,
Свои дары моей весне.
«Нашу неподвижность бранью не клейми…»
Нашу неподвижность бранью не клейми:
Нам коснеть в пещерах, созданных людьми.
Читать дальше