Федор Сологуб - Том 5. Война. Земля родная. Алый мак. Фимиамы

Поутру с печальным звоном
Выносили прах пажа.
Шла за гробом госпожа
Рядом с сумрачным бароном.

Пришли уставленные сроки,
И снова я, как раб, иду
Свершать ненужные уроки,
Плодить пустую меледу.

Потом унылый вечер будет,
И как мне милый труд свершить,
Когда мечты мои остудит
Всё, что придётся пережить!

Потом полночные печали
Придут с безумною тоской,
И развернут немые дали,
Где безнадёжность и покой.

Случайно всё, и всё мертво, –
Дела, предметы и слова.
Не хочет жизни божество
Иль жизнь не хочет божества?

Вставала ясная заря,
Туман вздымался до небес,
И улыбался, весь горя,
Навстречу дню безмолвный лес.

Но загорелся лютый змей,
И тяжким зноем говорит,
Что вереница праздных дней
Бесследно в вечность пролетит.

Ты вся горела нетерпеньем,
Искала верного пути,
И заразилась опасеньем,
Что в жизни цели не найти.

С тоской мучительной и жадной
Последний призрак ловишь ты
Когда-то светлой и отрадной,
Теперь тускнеющей мечты.

Тебе казалось, что в ней сила
Несокрушимая была;
Но жизнь мечту твою разбила,
И что взамен тебе дала?

В твоей душе растёт тревога,
Ты видишь в жизни только ложь,
И разум повторяет строго,
Что вместо свергнутого бога
Иного ты уж не найдёшь.

Ослеплена житейской ложью,
Ты вся склонялась к божеству,
Ко Мне ж идти по бездорожью
Ещё не хочешь, – не зову.

  Лиса в капкане,
И как ни рваться, ни тужить,
В чужом, обманщица, обмане
  Тебе глаза смежить.

  На свете так ведётся,
Наш спор сама судьба решай, –
Летит орёл, осина гнётся,
  Цветёт лишай.

Он песни пел, пленял он дев,
Владел и шпагой, и гитарой.
Пройдёт, – и затихает гнев
У ведьмы даже самой ярой.

И жён лукавая хвала,
И дев мерцающие взоры!
Но бойтесь, – у богини зла
Неотвратимы приговоры.

Она предстала перед ним
В обличьи лживом девы нежной.
Одежда зыблилась, как дым,
Над дивной грудью белоснежной.

Он был желаньем уязвлён,
Она коварно убегала, –
За ней бежал всё дальше он,
Держась за кончик покрывала, –

И увлекла в долину бед,
И скрылась на заклятом бреге,
И на проклятый навий след
Он наступил в безумном беге.

И цвет очей его увял,
И радость жизни улетела,
И тяжкий холод оковал
Его стремительное тело.

И тает жизнь его, как дым.
В тоске бездейственно-унылой
Живёт он, бледный нелюдим,
И только ждёт он смерти милой.

Душа моя! На твоём пороге
Притаились больные, злые тревоги.

Они ждут, когда откроешь двери,
И шепчут про многие потери.

Когда ты спишь и глубоко дышишь,
Ты слышишь их ропот, ты слышишь?

Они стучат в окно клюками,
Тихо стучат дряхлыми руками, –

И твои сны мрачат виденья,
В которых слёзы, угрозы, томленья.

Едва проснёшься, едва станешь на пороге,
Тебя встретят злые тревоги.

На гармонике рёв трепака,
Безобразная брань мужика,
Соловья надоедливый треск,
Стрекотание звонких стрекоз,
И бессмысленный солнечный блеск,
И дыхание резкое роз, –
Всё телесно и грубо вокруг.
Пожалей меня, ласковый друг!

Слово, проклятое Богом,
отвергнутое небесами:
«Никогда».
Не говори его, –
оно сжигает уста,
как пламенеющий адским пламенем
уголь.

Печаль в груди была остра,
  Безумна ночь, –
И мы блуждали до утра,
  Искали дочь.

Нам запомнилась навеки
Жутких улиц тишина,
Хрупкий снег, немые реки,
Дым костров, штыки, луна.

Чернели тени на огне
  Ночных костров.
Звучали в мёртвой тишине
  Шаги врагов.

Там, где били и рубили,
У застав и у палат,
Что-то чутко сторожили
Цепи хмурые солдат.