Федор Сологуб - Том 6. Одна любовь. Небо голубое. Соборный благовест

Что живёт по слову Божью,
Не пятнай людскою ложью,
Дни свои трудам отдай.
Вопреки земным досадам
Сотвори цветущим садом
Голый остров Голодай.
Над смиренной русской рожью
Храм вселенский созидай.

Разрушения не надо.
Все мы, люди, Божье стадо,
Каждый сам себе хорош.
Кто нам, дерзкий, руки свяжет?
Кто уверенно нам скажет,
Что в нас правда, что в нас ложь?
В кущах созданного сада
Правду сам себе найдёшь.

Хотя б вы нам и обещали
Завоевание луны,
Но всё ещё небес скрижали
Дня ваших крыл запрещены,

И всё ещё безумство радо
Ковать томительные сны
Над плитами земного ада
Под гулы тусклой глубины.

И всё ещё разумной твари
Века неволи суждены –
Томиться в длительном угаре
Всегда сжигаемой весны.

Бедная птица Додо!
Где ты построишь гнездо?

Было уютно в гнёздышке старом, –
Сгублена роща ярым пожаром.

Птенчиков огненный шквал
Горькой золой заметал.

Весело было в гнёздышке милом, –
Стала вся роща полем унылым.

Будет над рощей летать
И без конца тосковать

Бедная птичка! Только ль привычка –
Каждое утро писк-перекличка?

Плачет росою туман,
Сердце багряно от ран,

И под золою, пыль доедая,
Бегают искры, стая живая.

Бедная птица Додо!
Где же совьёшь ты гнездо?

О, если б в наши дни гоненья,
Во дни запёчатлённых слов
Мы не слыхали песнопенья
И мусикийских голосов, –

Как мы могли бы эту муку
Безумной жизни перенесть!
Но звону струн, но песен звуку
Ещё простор и воля есть.

О, вдохновенная певица,
Зажги огни и сладко пой,
Чтоб песня реяла, как птица,
Над очарованной толпой,

А я прославлю звук звенящий,
Огонь ланит, и гордый взор,
И песенный размах, манящий
На русский сладостный простор!

«Я любила, я любила,
Потому и умерла!»
Как заспорить с любой милой,
Как сказать: «С ума сошла!»

«Мне покойно в белом гробе.
Хорошо, что здесь цветы.
Погребенья час не пробил,
И ещё со мною ты.

Всё минувшее бесследно.
Я – совсем уже не та.
Но не бойся любы бледной,
Поцелуй мои уста.

Были пламенны и алы,
Вот, – недвижны и бледны.
Милый, пей их нежный холод,
Снова тки, как прежде, сны.

Не хочу, чтоб скоро умер, –
Мне одной пускаться в путь,
Без тебя в прохладном доме
Хоть немного отдохнуть.

Я любила, я любила,
Оттого и умерла!»
Как заспорить с любой милой,
Как сказать: «С ума сошла!

Здесь не гроб, а только койка,
Не кладбище, жёлтый дом».
Вдруг запела: «Гайда, тройка!
Снег пушистый, мы вдвоём».

Сжигаемый пламенной страстью,
Мечтатель, творец и тиран,
Играя безмерною властью,
Царил на Руси Иоанн.

Он крепко слился поцелуем
С тобой, проливающей кровь,
Тобой он был пьяно волнуем,
О жизнь! О безумство-любовь!

Он смертных покоев не ведал,
Он знал только прелести мук
И жертвам терзаемым не дал
Отрады покойных разлук.

Чтоб мёртвых тревожить, синодик
Кровавая память вела,
Стремя его вечно к свободе,
К азийской несдержности зла.

А просто, – он был неврастеник,
Один из душевных больных.
В беспутной глуши деревенек
Таится немало таких.

Кто-то, чёрный и покорный, кнопку повернул,
И хрусталь звенящим блеском встретил зыбкий гул.

Здесь когда-то, кто-то ясно пировал,
И когда-то, кто-то сердце заковал.

Лёгкая русалка заглянула к ним в окно, –
Кто-то вздрогнул и подумал: «Всё равно».

И отвёл глаза от заоконной темноты,
И смотрел, навеки тёмный, на вино и на цветы.

В путях надмарсовых стремлюсь вкруг солнца я,
Земле неведомый и тёмный астероид.
Расплавленный металл – живая кровь моя,
  И плоть моя – трепещущий коллоид.

Приникнуть не могу к тебе, земной двойник,
Отвеян в пустоту дыханием Дракона.
Лишь издали гляжу на солнцев светлый лик,
  И недоступно мне земное лоно.