Уолт Уитман - Избранные стихотворения и проза

Эти строки не могли не быть родственно близки писателю, который в огромную семью своих героев ввёл и старый дуб, учивший мудрости князя Андрея, и кобылу Фру-Фру, и Холстомера, и то дерево, что рубят в «Трёх смертях», и упрямо-живучий репейник, напомнивший ему судьбу Хаджи-Мурата. Кое-кого из этих животных и растений Толстой ставил в пример человечеству. Это тоже приближало его к Уитману, который в «Песне о себе» говорил о животных:

Замечательно, что, хотя Толстой в то время работал над «Крейцеровой сонатой» и проблема половых отношений волновала его с особенной силой, сексуальные стихотворения Уитмана, насколько можно судить по тому экземпляру «Листьев травы», который был у него в руках, не заинтересовали Льва Николаевича. В цикле «Адамовы дети» не отчёркнута ни одна строка. Зато с несомненным сочувствием он отметил такое, например, стихотворение Уитмана:

О вере, о покорности, о преданности:

Есть основание думать, что Толстой имеет в виду именно вышеприведённые стихи Уолта Уитмана, когда пишет в своём дневнике, что нашёл в его книге «кое-что хорошее».

Это «хорошее» он считал полезным сообщить и русским читателям. Через несколько месяцев (21–22 июня 1890 г.) он послал «Листья травы» известному переводчику Льву Никифорову, бывшему нечаевцу (переводившему для «Посредника» Мопассана, Рескина, Мадзини), рекомендуя произведения Уитмана в таких выражениях: «…книжечка весьма оригинального и смелого поэта Уолта Уитмана. Он в Европе очень известен, у нас его почти не знают. И статья о нём с выборкой переведённых его стихотворений будет, я думаю, принята всяким журналом, „Русской мыслью“, я уверен — тоже могу написать…»

Возможно, что Толстой хотел, чтобы главным образом были переведены именно те стихи, которые он отметил карандашом в посылаемом им экземпляре. Может быть, он для того и отмечал эти стихи, чтобы их перевёл Лев Никифоров.

Во всяком случае ясно, что отношение к Уитману было у него в ту пору далеко не враждебное. Он признавал и оригинальность, и смелость американского поэта и считал необходимым (как в своё время Тургенев) пропагандировать его произведения в русской печати. Но и на этот раз стихам Уитмана не довелось появиться в России. Эта третья попытка познакомить с ним русских читателей осталась такой же бесплодной, как и две предыдущие.

В 1894 г. — через два года после смерти Уитмана — одна американская писательница, Элизабет Портер Гоолд (Gould), прислала Толстому из Бостона составленный ею сборник под претенциозным заглавием: «Жемчужины из Уолта Уитмана» (Филадельфия, 1889).

Толстой, должно быть, не рассматривал этих «Жемчужин», так как на книге (она сохранилась в библиотеке Толстого) нет никаких читательских пометок.

Мнения Толстого о поэтах вообще очень часто менялись в зависимости от того, в какой полосе душевного развития находился в данный период Лев Николаевич. Известны отрицательные его отзывы о Некрасове после того, как он называл некоторые стихи Некрасова «превосходными самородками» и заучивал их наизусть. Поэзию Фета он почти тридцать лет любил особенной, я бы сказал — братской любовью, потом, под влиянием тех новых требований, которые он стал предъявлять к искусству в последние годы, Толстой назвал его «сомнительным поэтом» и отрёкся от своей прежней любви.

Отчасти такая же судьба постигла спустя некоторое время и Уитмана. Толстой, как бы зачёркивая то «хорошее», что он нашёл в «Листьях травы», сказал об Уитмане своему английскому переводчику, известному толстовцу Эйлмеру Мооду (Maude):

«Главный недостаток Уолта Уитмана заключается в том, что он, несмотря на весь свой энтузиазм, не обладает ясной философией жизни. Относительно некоторых важных вопросов жизни он стоит на распутьи и не указывает нам, по какому пути должно следовать. А между тем, ошибки и недосмотры ясно сознающего человека могут быть более полезны, чем полуправды людей, предпочитающих оставаться в неопределённости… Во всех отношениях и по всякому поводу выражение ваших мыслей таким образом, что вас не понимают, плохо…» [72]

Можно опасаться, что Эйлмер Моод в своём пересказе толстовского мнения незаметно для себя самого несколько усилил отрицательный отзыв Толстого, так как сам питал антипатию к Уитману. По крайней мере, когда Толстой 21 июня 1900 г. передавал через английского писателя Эдуарда Гарнетта приветствие американскому народу, он в «блестящую плеяду, подобную которой редко можно найти во всемирной литературе», включил и Уолта Уитмана [73].