Велимир Хлебников - Том 1. Стихотворения 1904-1916

Зазовь.
Зазовь манности тайн.
Зазовь обманной печали.
Зазовь уманной устали.
Зазовь сипких тростников.
Зазовь зыбких облаков.
Зазовь водностных тайн.
Зазовь.

Помирал морень, моримый морицей,
Верен в веримое верицы.
Умирал в морильях морень,
Верен в вероча верни.
Обмирал, морея, морень,
Верен веритвам вераны.
Приобмер моряжески морень,
Верен верови верязя.

Мы чаруемся и чураемся,
Там чаруясь, здесь чураясь.
То чурахарь, то чарахарь.
Здесь чуриль, там чариль.
Из чурыни взор чарыни.
Есть чуравель, есть чаравель.
Чарари! Чурари!
Чурель! Чарель!
Чареса и чуреса.
И чурайся и чаруйся.

Грезирой из камня немот
Я высек чертоги грезини-немог.
Я в тебя молитвой мечу,
Мира славный жародей,
О, пошли ты мне навстречу
Стаю легких жарирей!
Мечу видеть огнезарную
Стаю вольных жарирей,
Дабы радугой стожарной
Вспыхнул морок наших дней.
Призрак быстрых жарирей,
Журчаль искрящихся ручьев,
Печаль сонных соловьев,
Бежаль реки, – почто? куда?
Видаль руки, чисты года,
Мне жаль струин, родна вода.
Стоналями скрипели сосны,
Одевши золотом низы.
Плескалями бьют волны косны
В мир купавы и лозы.
Милочь и любоч счастливой четой
Идут вдвоем по тропинке глухой.
А за ними вдали голубая река
Катит валами, всегда глубока.
А над ними шатры хвои синеседой.
А за ними пастух, одинокий, молодой.
Обожелые глаза! Омирелые власа!
Высоги, низоги в зеркальной воде –
Там облака, здесь облака
Делит река на два ряда.
Босёжь и бесежь
На зеленой травушке.
То богиня, то бегиня,
Где цветут купавушки.
Плясарышни вид
Страстен и дик,
Венком из гвоздик
Лоб перевит.
Красотинеющие зори
Застали встанственного утра.

Я смеярышня смехочеств,
Смехистелинно беру,
Нераскаянных хохочеств
Кинь злооку – губирю.
Пусть гопочич, пусть хохотчич
– Гопо, гоп, гопопей –
Словом дивных застрекочет,
Нас сердцами закипей.
В этих глазках ведь глазищем
Ты мотри, мотри – за горкой
Подымается луна!
У смешливого Егорки
Есть звенящие звена.
Милари зовут так сладко
Потужить за лесом совкой.
Ай! Ах, на той горке
Есть цветочек куманка-заманка.

Стая ласточек воздушных
Тонких тел сплетает сеть
И зовет тоске послушных,
Не боящихся висеть.

Мне спойте про девушек чистых,
Сих спорщиц с черемухой-деревом,
Про юношей стройно-плечистых:
Есть среди вас они, – знаю и верю вам.

От Косова я – дружины свой бег
Злой продолжали на трупах.
Ворог колол, резал и сек
Павших от ужаса, глупых.

От Грюнвальда – истуканы
С серым пером на темени,
В рубахах медных великаны
Бились с рожденным на Немане.

Вон черная роща и жертвенный камень
И два согнутые жреца.
Курись, служи, неясный пламень,
Глазам людей и дел конца!

Лунный свет и белая ограда
И тополя, как стаи парусов.
Сюда ночной приходит лада
С калитки снять ее засов.

Пусть древо водоносное
Согнулося с плеча,
Ах, время сенокосное,
Все зубы лихача.
Ах, реет волна в берег,
На займище испарина,
И звон воздушных серег
Товарища татарина.
Под овчиною отцовской
Дева и он,
Он с прической молодцовской,
Слышит смех и стон.
Она дитя вечерних вод,
И видны кольца ее кос,
Красивый ум, красивый рот
И стан согнутый, как вопрос.

О достоевскиймо идущей тучи,
О пушкиноты млеющего полдня,
Ночь смотрится, как Тютчев,
Замерное безмерным полня.

Крылышкуя золотописьмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Прибрежных много трав и вер.
Пинь, пинь, пинь! тарарахнул зинзивер.
О лебедиво.
О, озари!