Велимир Хлебников - Том 1. Стихотворения 1904-1916

Пусть нет еще войск матерей,
О, пулеметы [в смерть] из младенцев.
Война завыла матерей,
Царапнули пальцем туши венцев.
Сильней еще горл медных шум мер,
Его не каждому учесть.
И женщины, спеша на тех, кто умер,
Суворовой женщин делают честь.
Последний любовник прикажет вам: пли!
И, жгучий и дерзкий, скользнет по рядам.
И каждая скажет:
Мы, девушки, ползали тускло, как тли,
Теперь же я мать, и материнства
Рукой в морду смерти я дам.
С пулями, пулями детских тел веника
Каждая бросится, дикая, с хохотом,
Ударив по уха бельму современника:
На голос, на писк, на помощь, на помощь мне, плохо там!
И вот уже третий воскликнет: на нож!
Сразу и тем, и этим пехота!
И тучи утробных младенческих нош
Помчатся на битву, не ведая, кто та.

У вод я подумал печально о бесе
И о себе,
Над озером сидя на пне,
Со мною беседовал пен пан
И взора холодного жемчуг
Бросал и бросает могуч меж
Ивы
Большой, как и вы.
И много невестнейших вдов вод,
Купавших изящнейший довод,
Преследовал ум мой, как овод.
Но, брезгая, брызгал ум ими.
Мое восклицалося имя.
Шепча, изрицал его воздух.
Сквозь воздух умчаться не худ зов.
Я озеро бил на осколки
И после расспрашивал: сколько?
И мир был прекрасно улыбен.
И ничего сего не было.

Котенку шепчешь: не кусай!
Когда умру, тебе дам крылья!
Кровавит ротик Хокусай.
А взоры – Матери Мурильо.

Смотри: «Китайская Мадонна».
(О, теплый дождь могучих взоров,
Всегда прекрасный, чуть суровый!)
Дворцы угрюмого Додона
Письма Наташи Гончаровой.
Вверху созвездий тень укоров.

Я хочу слово «черный» писать через «о»,
А вы любите в поле кузнечика.
Разорвано вновь кимоно,
И краснеет прекрасное плечико.
<. . . . . . . . . . . . . . .>

Я запомнил тебя с одоленом
Мертвым и белым на темени,
Чтоб сердце прижалось к коленам,
Волнуясь, как Польша на Немане.

Вы приказывали тогда котенку, чтоб вас величал
Обожаемой дорогой птичкой.
Вы подсказывали другому, чтоб себя величать
Обожаемой дорогой птичкой.

Вы уронили обувь нечаянно
И поцелуем были мятежно обуты,
Взглянули вы, как Австрии окраина,
И падали косами черные путы.

Где ученики под дланью ранцев
Склоняют утреннюю юношей силу,
Где почила ты во сне: Румянцев,
Вызови из книг твою могилу.

Меня не трогают
Ночной шатер, тревог уют,
Ни эти ткани шелка синие,
Ни то, что главы в белом инее.

Я коснулся теплым локтем
Влас, друзей ночному ворону.
А мост царапал ногтем
Пехотинца, бежавшего в сторону!

Чесала гребнем смерть себя,
Свои могучие власы,
И мошки ненужных жизней
Напрасно хотели ее укусить.

Меня не трогают
Простой шатер, тревог уют…
Те, помолчавши, шепчут: няня!
Своим испугом сердце раня.

Но вот светлейший… строгий рот.
Гонец усталый у ворот.
Ты сорвала цветок, заплакав!
«Очаков пал! У ног Очаков!»

Я коснулся моим локтем
Теплой груди:
Просыпайся, веселия дочь!
А мост царапал ногтем
Пехотинца, бежавшего прочь.
Этот мост – утонувшие люди.
Чесала гребнем смерть себя,
Свои могучие власы,
И мошки ненужных жизней
Напрасно хотели войну укусить.
Их облако густое
Венок могил устоя.
О, Богатырша!
Волосы ширше и ширше:
Из них я сделаю себе подушку,
Тебя когда-то окорнаю.

Табун шагов, чугун слонов, ведемте в храмы
Гулкую поступь шагов! Моря хоботных тел,
Скачемте вместе, Самы и Самы!
Венок на бабра! повесим сонно.
Горлинок к пушкам снаряды носить заставим.
Иволги будут ковать копье золотое войны.
Много нас, 10 – ничто, друзей единицы!
Похитим коней с Чартомлыцкого блюда.
Ученее волка, первого писаря Русской земли,
Гражданина мира первого, волка
Прославим мертвые резцы коня.
Шеи сломим наречьям, точно галчатам.
Нам наскучило их «га-га-га».
  Буги! вперед!
Наденем намордник вселенной, чтоб не кусала нас, юношей,
И пойдем около белых и узких борзых.
Лютики выкрасим кровью разбитой руки о зубы вселенной.
А из Пушкина трупов кумирных – пушек наделаем сна.