Всё молчит. Ни о чем не говорят.
Белокурости турок канули в закат.
– И, когда небо становилось красно, как кумач,
Дитя произносило: «красно» или: «вот сидит грач».
И вот пролетал звук, тишины драч.
А закат гас
В вечерних терниях.
И наступает час –
Тихий, вечерний.
И стал ясен весь мир, как во сне наяву.
И, завидев месяц, я ему реву:
Месяц! Как и я, ты чист и светел,
Смел, спокоен, ясен, петел.
Но мне, с душой женомужа,
Все сущее – глуше и уже!
Так гори в безбольном горе!
Оставайся, горний, горе!
И, снимая шляпу
И отставив ногу
Немного,
Кланяюсь
Тучам. Лепечу (я с ними не знаком)
Коснеющим детским языком:
Если мое скромное допущение справедливо,
Что золото, которое ваши волосы тянули,
Когда вы, смеясь, рассказывали о любви,
Есть обычное украшение вашей семьи,
То не будете ли добры сообщить мне и не может быть, чтоб вы мне не сообщили,
Любите ли вы «тянули»,
Птичку «сплю»,
А также
В предмете «русский язык» прошли ли
Спряжение глагола «люблю»?
Ветер, песни сея,
Улетел в свои края!
Все забыло чары дел,
Тишь.
Лишь бессмертновею
Я!
1908
Высь в весь вас звала.
И миру мигов милый ил,
И тайна – весть в ненастье вала,
И сирый лик из лила пил.
О, этот сад пощад отрад!
И бег, где век в наслег залег,
И сон из лон далеких жен,
И люда луды, лед и лад.
Да.
Всегда.
Жизневолосая,
Мноеволосая
Ты.
Виты
Взоры
Из мечты
И зазоры.
1908
Ах, нынче я, как все.
Сколько муки!
– Горький сев.
Мил кому кий?
Себя тоньше
Стань!
Ладонь щеп
Сомненья
И презренья
Кину я
В твой стан.
Сгину я.
Сяду.
Всё… к ляду!
1908
Радой Славун, родун Славян,
Не яви, не яви, не яви своих ран!
Расскажи, расскажи про ослаби твои,
Расскажи, расскажи, как заслави твои
Полонила волна неми, с запада яростно бьющей…
Расскажи, расскажи, как широкое плёсо быловой реки
Замутилось-залилось наливом-наплывом влияний иных:
Иной роди, иной крови, иной думи, иных речей, иных вестей
– Инобыти.
Я и сам бы сказал, я и сам рассказал,
Протянул бы на запад клянущую руку,
Да всю горечь свою собираю, чтоб кликнуть на запад и юг
Свою весть, свою веру, свой яр и свой клич,
Свой гневный, победный, воинственный клич:
«Напрут слави единой и гордой на немь!» –
Свой гневный, победный, торжественный клич.
За солнцем, друзья!
На запад за солнечным ходом
Под прапором солнца идемте, друзья!
Победная славь да идет!
Пусть в веках и реках раздается припев:
«Славь идет! Славь идет! Славь восстала!..»
1908
Что было – в нашем тонет.
И вечерогривы кони,
И утровласа дева,
И нами всхожи севы.
И вечер часу дань.
Бегут по небу вдаль суда.
И жизнь иль смерть – возьми любое!
И алчут кони боя.
И в межи роя узких стрел
– Пустили их стрелки –
Бросают стаи конских тел
Нагие ездоки.
И месть для них – узда,
Желание – подпруга.
Быстра ли, медленна езда,
Бежит в траве подруга.
В их взорах голубое
Смеется вечно вёдро.
И, знахари разбоя,
Коней овили бедра.
В ненастье любят гуню,
Земля сырая – обувь.
Бежит вблизи бегунья,
Смеются тихо оба.
Коня глаза косы,
Коня глаза игривы:
Иль злато жен косы
Буйнее его гривы?
Его плечо высоко,
Ее нога упруга,
Им не страшна осока,
Их не остановит куга.
Качнулись ковыли,
Метнулися навстречу.
И ворог ковы лить
Пришел, принес и сечу.
Сокольих крыл колки,
Заморские рога.
И звонки и голки
Поют его рога.
Стрел звеня тетивой,
Осой глаз вражий пьет.
И уж в руке ретивой
Свистит-скользит копье.
И конь, чья ярь испытана,
Грозит врагам копытами.
Свирепооки кони,
И робко кто-то стонет.
И верная подруга
Бросается в траву,
Разрезала подпругу,
Вонзила нож врагу.
Разрежет жилы коням,
Хохочет и смеется,
То жалом сзади гонит,
В траву, как сон, прольется.
Земля в ней жалом жалится,
Таится и зыбит.
Змея ведь над <���ней> не сжалится,
Но яростью вздыбит.
И битвы не жесточе сечень.
Но гаснет дикий пламень сечи.
И ворог повернул стяг
И в вечер окунулся.
И широкогривые кони
Твердят, что знают искони.
Завыли волки жалобно:
Не будет им обеда.
Но чуют кони жало ног.
В сознании – победа.
Он держит путь, где хата друга.
Его движения легки.
За ним в траве бежит подруга,
Ее глаза – среброчелноки.
Читать дальше