Велимир Хлебников: Том 1. Стихотворения 1904-1916

  Тебе поем, Родун!
  Тебе поем, Бывун!
  Тебе поем, Радуя!
Научи нас, Лесовой,
Разучи нас волхвовой
В звездном лесе не теряться,
Звездной тайны не бояться.
  Тебе поем, Ведун!
  Тебе поем, Седун!
  Тебе поем, Владун!

Я ведал:
    ненарекаемость Возничего,
    неизбытность Полевичего,
    ненасытность Огневичего,
    нерассыпность Водяничего,
    неувядаемость Девичьего. Я ведал.

И Мировичий – дух надзвездный зазвездал,
И синим лоном неба он обитаем, последний и одинокий.
Мирес иных изведал жажду, конины с солью я отведал,
Иных новин победы жажду.
Мирийные целины просек оралом звездным,
Разгреб за валом бездны мировинные целины.

Быльняк зорецветный
На далеве лет
Возрос на берегу реки.
Струйна река моей тоски!
Зыбкий, вивкий, перевивкий,
Зыбкий в листьях жизни марев,
Стопу по степу изливкий.

И в быви будь меняя на избытость,
Стоглазое, стоустое
Хребет ярит, щетинит и горбатит
Стобывное бусло.

Старуха-веруха за тайной сидит.
Радуха-родуха на ветке вопит.
За далями златом падал туман.
За явями высился дальний курган.

Время валом смелых дел –
Берегиня милины.
Если край инее задел, –
Вспыхнут гневным инири.
Кто понять иное смел,
Ну, пойди в чужой удел!..

Небистели, небистели,
Озарив красу любин,
В нас стонали любистели,
Хохотали каждый ин.
Их нежные, милые личики
Сменялись вершиной кудрей.
Из уст их струилися клиники:
«Смотрите, живите бодрей!»

Мизинич миг,
Скользнув средь двух часов,
Мне создал поцелуйный лик
И крик страстей и стыд оков.
Его, лаская, отпустил.
О нем я память сохранил,
О мальчике кудрявом, –
И в час работ
И в час забавы
О нем я нежно вспоминаю
И, ласкою отменной провожая,
Зову, прошу:
Будь гостем дорогим!

Времянин я,
Времянку настиг
И с ней поцелуйный
Создал я миг.
И вот я очнулся
И дальше лечу.
И в яр окунулся
И в глуби тону.
И крыльями слылий
Черпаю денину.
Из кладязя голубя
Черпаю водину.

Русалка телом голубым
Немоб осенних красоту
  Воспеть хотела.
Туда, о, к ней! Туда, о, к ним!
И вмиг в реке! И вмиг в волну!
Туда, где рень! Туда, где пена!
Но где же цель? Но где же тело?
Но где же плен? Но где полон?
Она, она, о ужас слышу, – зеленая жена!
И вопль ее, толпа испугом –
  О ужас, ужас, о сором!..

На простыне к высокому небу
Русалочьего заманника подбрасывают.

Плескиня, дева водных дел, радея красоте,
Играла и сияла, служила немоте
И крыльными грустильями воздела темноте.

И дева векиня, векиня в веках,
Векуя свой век в огнелетных венках,
На долево-зарево бросила сень
И гласом без марева кликнула день.
И день восторгнулся, и день ужаснулся, и день восстает,
И день свое вено векине несет.
И дева, ликуя, целует и молвит: «Жених»…
И ветка качается отныне для них для двоих.

В зеленейности полей
Я услышал глас призывный
Глас узывный: стой! нейди..
Сей глас полей.

Усталость в нозех,
Дремота здесь.
Иду я в бози,
Мне скучна весь.
Ходи, клюка, служи, рука,
Тужи, нога, служи, нога.
Устали нози, мне долог путь,
Устали очи, не виден путь,
Иду я в бози, мне долог путь.
Ах, можно ли на камне мне отдохнуть!