Велимир Хлебников - Том 1. Стихотворения 1904-1916

Как два согнутые кинжала,
Вонзились в небо тополя
И, как усопшая, лежала
Кругом широкая земля.
Брошен в сумрак и тоску,
Белый дворец стоит одинок.
И вот к золотому спуска песку,
Шумя, пристает одинокий челнок.
И дева пройдет при встрече,
Объемлема власами своими,
И руки положит на плечи,
И, смеясь, произносится имя.
И она его для нежного досуга
Уводит, в багряный одетого руб,
А утром скатывает в море подруга
Его счастливый заколотый труп.

Мечтатель, изгнанник рыдал
Под яркой зеленою ивой.
Он молодость раннюю дал
За жизни путь красивой.
Он юность золотую
Провел на Акатуе.
И слезы длинные льются
На корни и на лозы,
Поодаль летают и вьются
Блестящие стрекозы.

Семь холодных синих борозд
Упадает на пол вечем,
И волос шелковый хворост
Вьется пламенем по плечам.
А за односпальною кроватью
Живет шалун-мальчишка.
Стрела летит к простому платью,
Свистит насмешливая крышка.

О, эти камня серого чертоги
И, песни сестра, волна ступеней.
Размером строгие пороги
Лежат толпой прекрасных теней.
И вы, черно-зеленые утесы,
Стоящие в молчании сада.
Здесь девы чешут свои косы
И ждут прихода гостя-лада.

На острове Эзеле
Мы вместе грезили.
Я был на Камчатке,
Ты теребила перчатки.
С вершины Алтая
Я сказал: «дорогая».
В предгорьях Амура
Крылья Амура.

Чудовище – жилец вершин,
С ужасным задом,
Схватило несшую кувшин,
С прелестным взглядом.
Она качалась, точно плод,
В ветвях косматых рук.
Чудовище, урод
Довольно, тешит свой досуг.

Гуляет ветренный кистень
По золотому войску нив.
Что было утро, стало день.
Блажен, кто утром был ленив.

Полно, сивка, видно, тра
Бросить соху. Хлещет ливень и сечет.
Видно, ждет нас до утра
Сон, коняшня и почет.

Немало славных полководцев,
Сказавших «счастлив», умирая,
Знал род старинных новгородцев,
В потомке гордом догорая.

На белом мохнатом коне,
Тот в Польше разбил короля.
Победы, коварны оне,
Над прежним любимцем шаля.

Тот сидел под старой липой,
Победитель в Измаиле,
И, склонен над приказов бумажною кипой,
Шептал, умирая: «Мы победили!»

Над пропастью дядя скакал,
Когда русские брали Гуниб,
И от раны татарскою шашкой стекал
Ручей. – Он погиб.

То бобыли, то масть вороная
Под гулкий звон подков
Носила седоков
Вдоль берега Дуная.

Конюшен дедовских копыта
Шагами русская держава
Была походами покрыта,
Товарищами славы.

Тот на Востоке служил
И, от пули смертельной не сделав изгиба,
Руку на сердце свое положил
И врагу, улыбаясь, молвил: «Спасибо».

Теперь родовых его имений
Горят дворцы и хутора,
Ряды усадебных строений
Всю ночь горели до утра.

Но предан прадедовским устоям,
Заветов страж отцов,
Он ходит по покоям
И теребит концы усов.

В созвездье их войдет он сам!
Избранники столицы,
Нахмурив свои лица,
Глядят из старых рам.

Я всматриваюсь в вас, о числа,
И вы мне видитесь одетыми в звери, в их шкурах,
Рукой опирающимися на вырванные дубы.
Вы даруете – единство между змееобразным движением
Хребта вселенной и пляской коромысла,
Вы позволяете понимать века, как быстрого хохота зубы.
Мои сейчас вещеобразно разверзлися зеницы:
Узнать, что будет Я, когда делимое его – единица.

Закон качелей велит
Иметь обувь то широкую, то узкую,
Времени – то ночью, то днем,
А владыками земли быть то носорогу, то человеку.

Сон – то сосед снега весной,
То левое непрочное правительство в какой-то Думе.
Коса – то украшает темя, спускаясь на плечи,
То косит траву.
Мера – то полна овса,
То волхвует словом.