Корявый слог
Нет, это не шутка!
Не остроглазья цветы.
Это рок. Это рок.
Вэ-Вэ Маяковский! – я и ты,
Нас как сказать по-советски,
Вымолвить вместе в одном барахле?
По-рософесорэ,
На скороговорок скорословаре?
Скажи откровенно:
Хам !
Будем гордиться вдвоем
Строгою звука судьбой.
Будем двое стоять у дерева молчания,
Вымокнем в свисте.
Турок сомненья
Отгоним Собеским
Яном от Вены.
Железные цари,
Железные венцы
Хама
Тяжко наденем на голову,
И – шашки наголо!
Из ножен прошедшего – блесните, блесните!
Дни мира, усните,
Цыц!
Старые провопли Мережковским, усните.
Рыдал он папашей нежности нашей.
Звуки – зачинщики жизни.
Мы гордо ответим
Песней сумасшедшей в лоб небесам.
Грубые бревна построим
Над человеческим роем.
Да, но пришедший
И не Хам, а Сам.
1922
Ты оривая да оранная,
Ты орунная, ты орецкая
Речь!
Он орал-орал, недоарывал,
Переарывал,
Он бросал-метал оренят своих,
Криченят малых на орилище,
На орилище многоорое,
Звонкогорлое.
А потом он словно гомон
Разорахивал да поахизал,
Орунов он звал в орограде том
Жить оратеньки, жить оратенько
Да по-орецки жить ураково,
Да орёхонько.
Свое оре он,
Свое горе он
Переорами да проорами
Переарывал.
Исповедует, пересказывает
Да рассказывает!
На оримый люд он показывает.
На орины он,
На орины вел,
Тех орес орло
На оребен нес
На оромое да огромное
Всенародное
Распевалище,
Разоралище.
1922
Оснегурить тебя
Пороши серебром.
Дать большую метлу,
Право гнать зиму
Тебе дать.
1922
Приятно видеть
Маленькую пыхтящую русалку,
Приползшую из леса,
Прилежно стирающей
Тестом белого хлеба
Закон всемирного тяготения!
1922
«Есть запах цветов медуницы…» *
Есть запах цветов медуницы
Среди незабудок
В том, что я,
Мой отвлеченный строгий рассудок,
Есть корень из нет-единицы,
Точку раздела тая,
К тому, что было,
И тому, что будет,
Кол.
1922
«Дорога к людей уравнению…» *
Дорога к людей уравнению
Легла сквозь леса уравнений.
Там поет число,
Верещит, шумит
На ветвях величин.
<1922>
Насыпал горкою деньгу рок.
А я червонной девой – как нож в бок!
Он сделал серыми синие глаза.
– Нехороший поступок, резкий.
А я вынул туза
В серебряном блеске…
1922
«На чем сидишь, русалочка?..» *
– На чем сидишь, русалочка?
– На мертвеце.
Он – тверже камня.
Курю зарю
Пепла дымную.
Эх, я городская дева.
Он гомер. Он замер. Он вымер.
Ревом бури и медведя
Лоносмертью, лоногоном,
Добурный гон лонины,
Мы проходим в земеже!
Зарею земесной, ветром земес
Смотрели
Менеятия черепа глаз
Туши запах.
Менеятья нетынного взора
Ничвидят.
Нетучая туча над ним.
Толпою грезеев
Толпурные кудри
Упали.
Бел
Тела
Строгий столбур, раскинуты ноги.
Всутствие
Трепетных духов, нетей ночных
Тише!
Тише!
1922
Радуга радостей,
Воры волоса,
– Горы голоса!
Мирвежие очи, их свят свет.
Донынное зло,
– Зло хохотал раньшевик…
Илила очей.
Шагов скоровик.
Полуочи – полуморе!
Молчи, тишак!
Дворец – людовик,
Дворец – летовик,
Туч летерик
Златоглазастый,
Тоня небесная –
Золотых очей длинный невод:
Это летел летерик
Людовитый, вспенив волны небес.
Волга неба вспенилась тучами.
Из тысяч пещер человеческих
Перо золотое.
Лебедь пера золотого.
1922
Это парус рекача
Бурегурит, рокоча.
Царь лени падает с престола.
Младоста воли,
Струг Волги плыл,
Плыл трупа видняком.
Этавлем шишаков
В этотах берегов
Блестит зарей.
Нетот прибой
Стучал в бока,
И палуба этела мечевой,
Чернели Волги нетежи.
И ножведёй молчала шайка.
Плыл шалоста – челн,
Божествовал, можествовал
В нетынных берегах
Могач челнов.
Косые шлемов зорчаки,
Шороховая речь парусов,
В нетебне волн плещебны весел,
Нетавли голубые.
Здесь малоста людей стоит
Над отцепеплом старых лет,
Толпец свободы и завета.
Тихоста ветер, шуми!
Над святостой старых полотен
Силоста волн,
Лютоста бар, свирепоста боя,
Милоста крепоста нищих,
Радоста младоста нищих.
Кольчугой багровой огнебен,
Зловещи кумачовые огни,
Нетучи тучи голоса
Над черной нетотой ночей.
Могучей Волги шумежи,
Ництрусы, мородеи и ножведы,
Кровавыми лужами гордеи
Пустынных зорь лучи
Зажгли собеса силачи.
Кругом товарищей нетняк,
Ярила кистенем в час боя,
Нежалоста бояр.
Очами палачея в злобняке,
Стоит надежда голытьбы –
Великий вероста села.
И меч, усталый от харчей,
Гороха белых черепов,
Висел на поясе.
Мужак столетий, волоста судна
Замолчал, одинцуя на палубе,
В потопы вод вбивая сваи теней.
Он шумел парусами,
Людняк розняки,
Голод инее надувал этот парус,
Инея, инея летел за инуты.
Куда этавель этот челн,
Оттудень чужоких туч?
Зачем веслу реки харчи?
Глодать задумали прибоем?
Куда, мечтынею полна,
По Волге веслами зачемкать
Зовет Болгарская волна?
Вдали онечество синеет –
Они онечеству угрозой.
И улицы реки жидки
Меж чароятий берегов.
Ототы давят узняки,
Громадные серые перья уронит журавель,
Туч пехотинец,
Дико грозный парусавель,
Острокрылый ночлег волытьбы,
По дороге оставляет гробы.
И мертвецеющая ночь,
Где толпецы стояли мозны,
Кого озаряла?
Орланы – верланы,
Гроза отобняка,
Чей глаз рассержен ночеятью?
Чья дыба гнева на дыбы
Взметнула брови?
Огню ли иль ночной воде
Юноста волн?
Нет мероятий крови.
Зарчи зрачков зачем в изломе
Стянули лик узлами малогуры?
Милы милавли светлы
Онцовой кольчугой,
Стонцовые гусли в руке.
Ончие смерти, стончие губы,
Любимцы боеяти стран,
Отрулить поля могачи.
^Удалецкий огонь
Сиротою ночей,
Не боится погонь
Вольный полк могачей.
И шишак пылает зарин,
Овца волков сыневи.
Голос Волги синевы
Полетел в ночные горы.
То свирелями войны
Просвистали бедогуры.
Негведь, зачем шишака
Красиво литою волною
Заслонил золотохарей рун?
Читать дальше