Велимир Хлебников: Том 6/2. Доски судьбы. Заметки. Письма

Может быть, найдем весной общий уют на берегу моря, на Кавказе, но для этого нужно будет решиться на бегство из Египта.

Еще спасибо тебе, сестричка <���неразб.>

Вот уравнение звезд (Юпитер, Сатурн, Уран) моей работы:

t n= 365 (3 n+1+ 3) – 48(1 + 3 n-1) + 365 n-2подставим п = 1, 2, 3, получим t = 14332, 10759, 30688 – вот время вращения этих звезд, это маленькое развлечение.

Со мной в общежитии живет тов. Курносов, и он рассказал, что его дед служил у Хлебниковых и дал мне шапку (из Харькова до Баку, как изгнанный казак, ехал без шапки).

Но в общем Баку – город. Что такое город как таковой? Это место, где люди внимательно лижут сапог. Господин Сапог, если таковой найдется, провозглашает: «Я Сапог. Внимайте и покоряйтесь, языци, яко я Сапог». А на меня нашла причуда, такая махонькая, махонькая – стать гвоздем для этого сапога. Пусть хоть маленькой дырочкой на сапоге. Ась? А потому меня зовут горные реки, где я, царапая до крови руки, обрывая дикий виноград, лазил над обрывом <���…>.

Милый Вася Ермуша!

Да простится мне это введение, но так вышло.

Я в Баку (Морской политпросвет, Баиловская ул., общежитие).

Открыл основной закон времени и думаю, что теперь так же легко предвидеть события, как считать до 3.

Если люди не захотят научиться моему искусству предвидеть будущее (а это уже случилось в Баку, среди местных людей мысли), я буду обучать ему лошадей. Может быть, государство лошадей окажется более способными учениками, чем государство людей.

Лошади будут мне благодарны, у них, кроме езды, будет еще один подсобный заработок: предсказывать людям их судьбу и помогать правительствам, у которых еще есть уши.

Из Харькова здесь Мане Кац и Шлейман, он болен.

В горах, где я жил до Баку, было очень хорошо.

Здесь море и долина Биби-Эйбата, похожая на рот, где дымится множество папирос.

С новым Г.

(Гадом или Годом?)

Вот вопрос!

Я.

<1>

Роста. Владимиру Владимировичу Маяковскому.

Думаю писать вещь, в которой бы участвовало все человечество, 3 миллиарда, и игра в ней была бы обязательна для него.

Но обыкновенный язык не годится для вещи и приходится создавать новый шаг за шагом.

Познакомьтесь с тов. Солнышкиным, его я представляю как хорошего друга. Здесь, кроме Крученых, – он собирается к вам, – есть Самородов, Лоскутов. Солнышкин, которых всех вы в свое время увидите.

Когда молчит печатный станок, я умер. До воскресения из мертвых печати!

<2>

Дорогой Володя!

В чернильнице у писателя сухо, и муха не захлебнется от восторга, пустившись вплавь по этой чернильнице.

Эта истина новой Большой Медведицей господствует над нашим временем.

Я живу на грани России и Персии, куда меня очень тянет.

На Кавказе летом будет очень хорошо, и я никуда не собираюсь выезжать из него.

Снимаю с себя чалму Эльбруса и кланяюсь мощам Москвы.

В числах я зело искусил себя. И готов построить весну чисел, если бы работал печатный станок.

Но вместо сердца у меня какая-то щепка или копченая селедка, не знаю. Песни молчат.

Вот почему прекрасны крики «Эво-э!» и распущенные волосы.

Твой В. Хлебников

18.11.21 г.

Всеволод Эмилиевич!

Разрешите представить Вам дорогого тов. Солнышкина, чтобы он привез Вам в вашу столицу Севера немного, горсточку, вечных огней Баку. Если у Вас на подмостках сумрак – царь вселенной, поместите его повыше, поближе к своду, как маленькое искусственное солнышко. – Мой совет. Ему дано в свое время и в свой срок – не торопите – бросить луч теплого солнечного света туда, где сумрак и сырость, если они молят об этом. Позднее сами убедитесь в этом. Кроме многих разнообразных дарований, к сожалению, пока еще не оцененных жизнью, его тянет в мир Вашего искусства, то есть область тех перевоплощений и переодеваний человеческого духа, портным и закройщиком в которых является сам человек. Эта жажда множественности бытия, тысячью волн разбившись об утес его единичности, о цепи единственного числа, ищет себе естественного выхода в Вашей области, искусстве игры. Я не высокого мнения о стране, заставляющей прибегать людей, как т. Солнышкин, во время опытов к освещению кусками светящейся серы, что ему приходилось делать в молодости.

Что касается меня, то я добился обещанного переворота в понимании времени, захватывающего область нескольких наук, и мне необходим мандат для напечатания моей книги. Что если мне выслать его сюда в Баку? Это был бы удачный выход из положения. Книга уже готова и написана языком уравнений. Это полотно, где одна только краска – число.