Велимир Хлебников: Том 6/2. Доски судьбы. Заметки. Письма

Пишу вам это письмо из Баку.

Мой адрес: «Баказроста», Баку (Бакинское отд. Кавказо-Российского телеграфного агентства), улица Милютинская, дом Соединенного банка.

Раньше я жил в Харькове, Ростове, на Северном Кавказе около Армавира и Петровска.

Сейчас очень хорошо, но здесь немного дороговато.

Я очень хотел бы увидеть вас; что вы делаете?

Я 7 месяцев был болен тифом, теперь здоров.

Где Шура – Вера?

Я служу лектором в колл<���ективе> агитаторов Политпросвета Волго-Каспийского флота, Баиловская ул.

Пароходы, может быть, долго будут ходить по морю и тогда я приложу меры увидеться с вами. Письмо ко мне можно послать с каждым судном, идущим в Баку, попросить матроса и сказать, что я служу в Политпросвете.

Здесь на Кавказе хорошо, и я поселяюсь на всю жизнь где-нибудь в Сочи или в Дербенте. Зимовать буду в Баку, но надеюсь увидеть вас. Вспомните о мне в день моего рождения.

2 ноября.

Я провел 2 недели в ауле около Дербента, среди горцев. Там есть фазаны и кабаны.

Обнимаю вас, хотел бы скоро увидеть вас.

Веринька, заинька! ау!

Летите письма, как листочки березовые, на русые головы дорогих, падайте на очарованных у Волги.

Пора разочаровывать змей, то-то будет шипение змеиного царства. Этот год будет годом великой и последней драки со змеем.

Все, что в моем сознании: черные ночные окна, дыхание запыхавшихся дров, торопящихся стать золой, – все подымаю за мою победу над змеем.

За это время я выковал дрот для борьбы с ним – это предвидение будущего: у меня есть уравнения звезд, уравнения голоса, уравнения мысли, уравнения рождения и смерти.

Я первый взошел на новый материк – повелевающее время, первый вступил на него, я был пьян от радости, но люди всегда люди, – и из первого сражения со змеем я вышел в цепях: от меня вдруг улетели все мои мысли, и мой очарованный мир покинул меня, точно я изменил ему. Все видения будущего вдруг покинули меня, точно ненужное дерево стая отдыхавших голубей.

Это случилось после того, как я в последний раз в жизни поверил людям и прочел доклад в ученом обществе при университете «Красная Звезда».

Правда, я утонченно истязал их: марксистам я сообщил, что я Маркс в квадрате, а тем, кто предпочитает Магомета, я сообщил, что я продолжение проповеди Магомета, ставшего немым и заменившим слово числом.

Доклад я озаглавил «Коран чисел».

Вот почему все те, чье самолюбие не идет дальше получения сапог в награду за хорошее поведение и благонамеренный образ мысли, шарахнулись прочь и испуганно смотрят на меня.

Но все-таки жребий брошен, и змей будет проткнут в самое пузо. Пока же жизнь обвита его жирным животом с мрачными узорами смерти тела и духа.

Но и но! поединок будет!

Свидетель – мой нераскуренный окурок, мой одинокий друг сейчас. Кстати, я курил трубку из пушечного пороха и писал ручкой из пороха. Так как я рассеянный человек, то я клал окурки на порох, и он зажигался и воспламенялся, тогда я тушил его пальцами. На деле это безопасно, пушечный порох горит очень тихо, и из его длинных черных трубок выходят превосходные ручки для будаков (будетлян), но звучит все это очень громко.

Я преследовал свою одинокую цель с мрачным ожесточением, и только твое письмо меня пригрело весенними вещами, и я <���стал> болтлив. Утверждаю, то я был в оттепели и кап-кап.

Вся <���моя> мрачная правда, что мы живем в мире смерти, до сих пор не брошенной к ногам, как связанный пленник, как покоренный враг, – она заставляет во мне подыматься крови воина «без кавычек». Да, здесь стоит быть воином. Здесь я не скажу, как сказал недавно, что я не буду «хороводиться с ружьем», отказываясь освящать своим согласием этот старинный и гнусный обряд.

Я не могу себе простить, что я не был в Киеве. Это мне возможно бы<���ло> сделать [и тогда, может быть, это бы не случилось].

Если я пишу сегодня так свободно, то это потому, что мой слог разбужен лучами твоего письма. Заключим союз вместе рвать кисти синих ягод около шума горных рек и подкрадываться к заснувшим черепахам. Что еще нам надо?

Я забыл мир созвучий; их я, как хворост, принес в жертву костру чисел. Но еще немного и мне вернется священная речь.

Вот моя болтовня.

Письма не счета, и нет ничего скучнее, как точное перечисление.

Всем все.

Я хотел ехать в Персию, но, может быть, поеду в Владикавказ или Дербент.

Обнимаю. Помню. До весны.