Максимилиан Волошин - Том 1. Стихотворения и поэмы 1899-1926

Кто у часовни Ильи-Пророка
На рассвете плачет, закрывая лицо?
Кого отгоняют прикладами солдаты:
– «Не реви – собакам собачья смерть!»

А она не уходит, а всё плачет и плачет
И отвечает солдату, глядя в глаза:
– «Разве я плачу о тех, кто умер?
Плачу о тех, кому долго жить…»

Собирались на работу ночью. Читали
  Донесенья, справки, дела.
Торопливо подписывали приговоры.
  Зевали. Пили вино.

С утра раздавали солдатам водку.
  Вечером при свече
Выкликали по спискам мужчин, женщин.
  Сгоняли на темный двор.

Снимали с них обувь, белье, платье.
  Связывали в тюки.
Грузили на подводу. Увозили.
  Делили кольца, часы.

Ночью гнали разутых, голых
  По оледенелым камням,
Под северо-восточным ветром
  За город в пустыри.

Загоняли прикладами на край обрыва.
  Освещали ручным фонарем.
Полминуты работали пулеметы.
  Доканчивали штыком.

Еще недобитых валили в яму.
  Торопливо засыпали землей.
А потом с широкою русскою песней
  Возвращались в город домой.

А к рассвету пробирались к тем же оврагам
  Жены, матери, псы.
Разрывали землю. Грызлись за кости.
  Целовали милую плоть.

Зимою вдоль дорог валялись трупы
Людей и лошадей. И стаи псов
Въедались им в живот и рвали мясо.
Восточный ветер выл в разбитых окнах.
А по ночам стучали пулеметы,
Свистя, как бич, по мясу обнаженных
Мужских и женских тел.
        Весна пришла
Зловещая, голодная, больная.
Глядело солнце в мир незрячим оком.
Из сжатых чресл рождались недоноски
Безрукие, безглазые… Не грязь,
А сукровица поползла по скатам.
Под талым снегом обнажались кости.
Подснежники мерцали точно свечи.
Фиалки пахли гнилью. Ландыш – тленьем.
Стволы дерев, обглоданных конями
Голодными, торчали непристойно,
Как ноги трупов. Листья и трава
Казались красными. А зелень злаков
Была опалена огнем и гноем.
Лицо природы искажалось гневом
И ужасом.
   А души вырванных
Насильственно из жизни вились в ветре,
Носились по дорогам в пыльных вихрях,
Безумили живых могильным хмелем
Неизжитых страстей, неутоленной жизни,
Плодили мщенье, панику, заразу…

Зима в тот год была Страстной неделей,
И красный май сплелся с кровавой Пасхой,
Но в ту весну Христос не воскресал.

«Брали на мушку», «ставили к стенке»,
  «Списывали в расход» –
Так изменялись из года в год
  Речи и быта оттенки.
«Хлопнуть», «угробить», «отправить на шлёпку»,
  «К Духонину в штаб», «разменять» –
Проще и хлеще нельзя передать
  Нашу кровавую трепку.
Правду выпытывали из-под ногтей,
  В шею вставляли фугасы,
«Шили погоны», «кроили лампасы»,
  «Делали однорогих чертей».
Сколько понадобилось лжи
  В эти проклятые годы,
Чтоб разъярить и поднять на ножи
  Армии, классы, народы.
Всем нам стоять на последней черте,
  Всем нам валяться на вшивой подстилке,
Всем быть распластанным с пулей в затылке
  И со штыком в животе.

Хлеб от земли, а голод от людей:
Засеяли расстрелянными – всходы
Могильными крестами проросли:
Земля иных побегов не взрастила.
Снедь прятали, скупали, отымали,
Налоги брали хлебом, отбирали
Домашний скот, посевное зерно:
Крестьяне сеять выезжали ночью.

Голодные и поползни червями
По осени вдоль улиц поползли.
Толпа на хлеб палилась по базарам.
Вора валили на землю и били
Ногами по лицу. А он краюху,
В грязь пряча голову, старался заглотнуть.
Как в воробьев, стреляли по мальчишкам,
Сбиравшим просыпь зерен на путях,
И угличские отроки валялись
С орешками в окоченелой горстке.

Землю тошнило трупами, – лежали
На улицах, смердели у мертвецких,
В разверстых ямах гнили на кладбищах.
В оврагах и по свалкам костяки
С обрезанною мякотью валялись.
Глодали псы оторванные руки
И головы. На рынке торговали
Дешевым студнем, тошной колбасой.
Баранина была в продаже – триста,
А человечина – по сорока.
Душа была давно дешевле мяса.
И матери, зарезавши детей,
Засаливали впрок. «Сама родила –
Сама и съем. Еще других рожу»…