Борис Чичибабин - Собрание стихотворений

Лениным звался, а только и славы, что вождь:
жил небогато, таскал на субботнике бревна.
С Лениным рядом в потомках поставишь кого ж?
Ленину больно.

Как умирал! Было мукой за мир спалено
мудрое сердце, натертое лямкой подпольной.
Веки закрыли, снесли в мавзолей, — все равно
Ленину больно.

Сколько соратников без вести кануло в ночь,
замертво падая, камеры жадные полня!
Бронзовым стать и народу в беде не помочь
Ленину больно.

Время-то справится, но каково Ильичу
ведать, что правда бесправна,
а власть непробойна?
Сталинской лапы похлопывание по плечу
Ленину больно.

С красной трибуны над правом
куражится мразь,
самовозносится праздных речей колокольня.
Хватит, подонок! Со свинством твоим не мирясь,
Ленину больно.

Ленину больно от низости нашей любой,
ложью и ленью мы Ленина раним невольно,
водку ли глушим или унижаем любовь, —
Ленину больно.

Боль миллионов взывает из вечных огней:
горстка кретинов грозит человечеству бойней.
Ленин прищурился. В Ленине ярость и гнев.
Ленину больно.

Все озареннее боли его резонанс:
Страхом и злом не мрачите высокого полдня!
Сделаем, люди, чтоб не было в нас же за нас
Ленину больно.

КЛЯНУСЬ НА ЗНАМЕНИ ВЕСЕЛОМ {35} 35 Клянусь на знамени веселом («Однако радоваться рано…»). Печ. по: К89. С. 24. Впервые: Лит. Россия. — 1988. — 14 окт. — С. 5. В отличие от Ленина, Сталин в стихах Ч. всегда предстает зловещей фигурой. …подонки травят Пастернаков… — Имеется в виду показательная травля Пастернака в связи с публикацией за рубежом романа «Доктор Живаго» и присуждением ему Нобелевской премии в 1958 году.

Однако радоваться рано —
и пусть орет иной оракул,
что не болеть зажившим ранам,
что не вернуться злым оравам,
что труп врага уже не знамя,
что я рискую быть отсталым,
пусть он орет, — а я-то знаю:
не умер Сталин.

Как будто дело все в убитых,
в безвестно канувших на Север.
А разве веку не в убыток
то зло, что он в сердцах посеял?
Пока есть бедность и богатство,
пока мы лгать не перестанем
и не отучимся бояться, —
не умер Сталин.

Пока во лжи неукротимы
сидят холеные, как ханы,
антисемитские кретины
и государственные хамы,
покуда взяточник заносчив
и волокитчик беспечален,
пока добычи ждет доносчик, —
не умер Сталин.

И не по старой ли привычке
невежды стали наготове —
навешать всяческие лычки
на свежее и молодое?
У славы путь неодинаков.
Пока на радость сытым стаям
подонки травят Пастернаков, —
не умер Сталин.

А в нас самих, труслив и хищен,
не дух ли сталинский таится,
когда мы истины не ищем,
а только нового боимся?
Я на неправду чертом ринусь,
не уступлю в бою со старым,
но как тут быть, когда внутри нас
не умер Сталин?

Клянусь на знамени веселом
сражаться праведно и честно,
что будет путь мой крут и солон,
пока исчадье не исчезло,
что не сверну, и не покаюсь,
и не скажусь в бою усталым,
пока дышу я и покамест
не умер Сталин!

АВТОБИОГРАФИЯ {36} 36 Автобиография. Печ. по: М60. С. 14. Впервые вар.: М. С. 13. Существует несколько вар. ст-я, один из них опубликован в РиП. С. 81. …от Свифта сбежавший Гулливер — Свифт Джонатан (1667–1745) — знаменитый ирландский писатель, автор романа «Путешествия Гулливера».

Поэты были
большие, лучшие.
Одних — убили,
других — замучили.

Их стих богатый,
во взорах молнии.
А я — бухгалтер,
чтоб вы запомнили.

В гурьбе горластых —
на бой, на исповедь, —
мой алый галстук
пылал неистово.

Побит, залатан,
шального норова,
служил солдатом,
работал здорово.

Тружусь послушно,
не лезу в графы я.
Тюрьма да служба —
вся биография.

И стало тошно —
стара история —
страдать за то, что
страды не стоило.

Когда томятся
рабы под стражею,
какой кто нации,
у них не спрашиваю.

Сам с той же свитой
в безбожном гулеве
брожу, от Свифта
сбежавший Гулливер.

Идут на убыль
перчинки юмора,
смеются губы,
а сердце умерло…

Пиша отчеты,
рифмуя впроголодь,
какого черта
читать вам проповедь?