Борис Чичибабин - Собрание стихотворений

А мы зато знаем лучше
в дни боя и в ночи ласк,
что главная революция
на свете не началась.

До старости не остынем,
до смерти душа юна,
пылающим и настырным
не будет покою нам.

Не будет нам крова в Харькове,
где с боем часы стенные, —
а будет нам кровохарканье,
вражда и неврастения.

Неприбранных и неизданных,
с дурацкой мечтой о чуде,
нас скоро прогонят из дому.
Мы — очень плохие люди.

2
Дружище Жорка,
поэт Капустин!
Какого черта
ты зол и грустен,
тяжел от жёлчи,
болтлив, издерган?..
А ты — позорче,
а ты — с восторгом —
на даль, на близь ли
хоть лет, хоть весен,
как солнце брызнет
сквозь бронзу сосен,
и вздрогнет встречный
от ветра всхлипа,
и в сонной речке
проснется рыба,
и, куртки скинув,
ряба от пота,
нагие спины
нагнет работа,
и, выйдя в сенцы
с лукавым жестом,
повеет в сердце
ночным и женским.
Задышут травы,
заплещут воды.
Слова корявы
в ушах природы.
Попробуй, молви,
чудес искатель,
о блеске молний,
о лете капель.
По лесу лазить,
на лодке мчаться, —
ведь ты ж согласен,
что это счастье.
Взгляни-ка зорко
под каждый кустик,
дружище Жорка,
поэт Капустин.
До зорь по рощам
броди и топай,
будь прост и прочен,
как дуб и тополь.
Уж если есть нам
чему молиться,
то птичьим песням
в лесах смолистых.

Я опалой учен, мне беда нипочем,
и со мной одна беглая женка.
Золоты ее кудри над юным плечом,
пахнут волосы терпко и тонко.

Мы на острове Ласки сушились от бурь,
пили вина из многих бутылок.
Я, как пахарь и ухарь, пытаю судьбу,
мне любовь моя дышит в затылок.

Мы летим через горы, свистя и божась,
лебединую дрему тревожа.
На борту намалеван нехитрый пейзаж
и веселая русская рожа.

Нас волна смоляная не выдаст врагу,
с шаткой палубы в бездну не скатит.
Удалые друзья на родном берегу
волокут самобраную скатерть.

Об утесы вражды бились наши сердца,
только ты не показывай виду.
Ветру лирики нет и не будет конца,
а ханыгам споют панихиду.

Да поят нас весельем и доброй тоской,
да хранят наши души простые
красно солнышко — Пушкин, синь воздух — Толстой
и высотное небо России.

КАК ПУШКИН И ТОЛСТОЙ {33} 33 Как Пушкин и Толстой. Печ. по: М60. С. 92. От сути золотой отвеявши полову… — Аллюзия к притче Христа о пшенице и плевелах (Мат. 13:24).

Как Пушкин и Толстой,
я родом из России.
Дни сеткою густой
мой лик избороздили.
Шумлю в лесах листвой,
не выношу кумирен,
как Пушкин и Толстой,
бездомностью всемирен.

Как Пушкин и Толстой,
я всем, к чему привязан,
весельем и тоской
духовности обязан.
С блаженной высотой
мучительную землю,
как Пушкин и Толстой,
связую и приемлю.

Как Пушкин и Толстой,
я с ложию не лажу,
став к веку на постой,
несу ночную стражу.
В обители чужой,
не видя лиц у близких,
как Пушкин и Толстой,
распространяюсь в списках.

Как Пушкин и Толстой,
лелею искру Божью,
смиренною душой
припав к его подножью.
Гнушаясь суетой,
корысти неподвластен,
как Пушкин и Толстой,
я вечности причастен.

Как Пушкин и Толстой,
служу простому люду,
затем что сам простой
от роду и повсюду.
От сути золотой
отвеявши полову,
как Пушкин и Толстой,
служу святому слову.

Как Пушкин и Толстой,
люблю добро и прелесть,
земною красотой
глаза мои согрелись.
С крестьянскою росой
пью ливни городские.
Как Пушкин и Толстой,
Люблю тебя, Россия.

ЛЕНИНУ БОЛЬНО {34} 34 Ленину больно. Печ. по: М60. С. 101. После разоблачения культа личности Сталина ему часто противопоставляли Ленина как государственного деятеля с человеческим лицом. В 1970-е гг. Ч. одним из первых начал высказывать нелицеприятные мысли о вожде и даже написал что-то вроде эпиграммы, начинавшейся «Рыжий, лысый, конопатый…», озорно подписав ее: «Борисава Чичибоку». К сожалению, он уничтожил эпиграмму, опасаясь обыска.