Борис Чичибабин - Собрание стихотворений

в русские трясины, в пажити и в реки, —
я б хотел быть сыном матери-еврейки.

СМУТНОЕ ВРЕМЯ {6} 6 Смутное время. Печ. по: М60. С. 27. (датируется по ВСП). Первоначальный вар. в ЯП. С. 45. Впервые опубликовано в ПА как часть ст-я «Былое и грядущее». Строки «И никто нам не поможет. / И не надо помогать» в итоговой книге «В стихах и прозе» Ч. взял в кавычки, так как обнаружил аналогичные в ст-и Г. Иванова «Хорошо, что нет Царя…». Шпынь — колкий насмешник (юж., зап. диал.), шиш — здесь: бродяга, вор (вят. диал.).

По деревням ходят деды,
просят медные гроши.
С полуночи лезут шведы,
с юга — шпыни да шиши.

А в колосьях преют зерна,
пахнет кладбищем земля.
Поросли травою черной
беспризорные поля.

На дорогах стынут трупы.
Пропадает богатырь.
В очарованные трубы
трубит матушка Сибирь.

На Литве звенят гитары.
Тула точит топоры.
На Дону живут татары.
На Москве сидят воры.

Льнет к полячке русый рыцарь.
Захмелела голова.
На словах ты мастерица,
вот на деле какова?..

Не кричит ночами петел,
не румянится заря.
Человечий пышный пепел
гости возят за моря…

Знать, с великого похмелья
завязалась канитель:
то ли плаха, то ли келья,
то ли брачная постель.

То ли к завтрему, быть может,
воцарится новый тать…
«И никто нам не поможет.
И не надо помогать».

БИТВА {7} 7 Битва. Печ. по: М60. С. 26. Впервые: Гар. С. 54 (датируется по ВСП). Существует в нескольких вариантах; первоначальный — в ЯП, С. 12. (См.: Яськов В. Битва. К истории одного стихотворения // Материалы Чичибабинских чтений. 1995–1999. — Харьков, 1999. — С. 86–101).

В ночном, горячем, спутанном лесу,
где хмурый хмель, смола и паутина,
вбирая в ноздри беглую красу,
летят самцы на брачный поединок.

И вот, чертя смертельные круги,
хрипя и пенясь чувственною бурей,
рога в рога ударятся враги,
и дрогнет мир, обрызган кровью бурой.

И будет битва, яростью равна,
шатать стволы, гореть в огромных ранах.
И будет ждать, покорная, она,
дрожа душой за одного из равных…

В поэзии, как в свадебном лесу,
но только тех, кто цельностью означен,
земные страсти весело несут
в большую жизнь — к паденьям и удачам.

Ну, вот и я сквозь заросли искусств
несусь по строфам шумным и росистым
на милый зов, на роковой искус —
с великолепным недругом сразиться.

Пока не на всех заготовлен уют, —
пусть ветер и снег мне уснуть не дают.

И голод пока смотрит в хаты недобро, —
пусть будут бока мои — кожа да ребра.

Покуда я молод, пока я в долгу, —
другие пусть могут, а я не могу.

Сегодня, сейчас, в грозовой преисподней,
я горшую часть на спине своей поднял.

До лучших времен в непогоду гоним,
таким я рожден — и не быть мне иным.

В глазах моих боль, но ни мысли про старость.
До смерти, любовь, я с тобой не расстанусь.

Чтоб в каждом дому было чудо и смех, —
пусть мне одному будет худо за всех.

Ну где еще отыщет память
такую грезящую шалость,
в которой так ночное пламя б
с рассветным льдом перемешалось?

Такой останься, мучь и празднуй
свое сиянье над влюбленным, —
зарей несбыточно-прекрасной,
желаньем одухотворенным.

Я блаженствую молча. Никто не придет.
Я хмелею от запахов нежных, не зная,
то трава, или хвои целительный мед,
или в небо роса испарилась лесная.